З. Валентин - За чудесным зерном
Клавдий Петрович затосковал: перед ним лежала сокровищница, но он не мог использовать ее. Чтобы разрыть все пески и добраться до неповрежденных остатков Великого Города, нужно было затратить средства, в тысячу раз превосходившие средства экспедиции.
И Чаон-Го усердно помогал в работах, и безмолвный Тышковский яростно разбрасывал песок, и Веселов с неизменной аккуратностью работал спокойно и четко, но дело подвигалось туго. Экспедиция потеряла «жилу», вещи стали попадаться все реже.
В одно раннее утро, когда ночная прохлада еще освежала воздух, Витя со злостью бросил лопату.
— Я точно муравей в яме: лезу-лезу, мучусь-мучусь, а песок все осыпается. Чаон-Го! — крикнул он с отчаянием китайцу. — Неужели же нет местечка, где барханы над развалинами наворочены не в таком количестве?
Чаон-Го ответил, что на восточной окраине Великого Города барханы должны быть пониже, но он не станет копать в тех местах.
— Отчего? — удивился Витя. — Разве не все равно тебе, где жариться на солнце?
— Чаон-го не коснется лопатой земли у восточных стен Великого Города, потому что мертвые уходят навстречу солнцу. У восточных стен находится кладбище, и ни один китаец не станет раскапывать могил!
Клавдий Петрович, узнав о разговоре с Чаон-Го, назвал себя старым дураком за то, что сразу не догадался осмотреть восточную сторону города.
Чаон-Го горько сожалел о своих неосторожных словах, но, как добросовестный проводник, повел экспедицию. Однако он клялся, что не дотронется до лопаты и ежеминутно проверял, на месте ли все его амулеты.
Западные ворота и башни скрылись из вида, дорога мелькала однообразными песчаными волнами. Казалось невероятным, что под этими застывшими волнами лежат дома, улицы, люди и вещи.
Переход длился около часа. Барханы стали ниже. Кое-где снова показались остатки стен.
На этот раз удача улыбнулась Клавдию Петровичу. Между двумя барханами виднелось на три четверти увязшее в песке здание, похожее на огромную юрту. Но эта «юрта» была выстроена из синего и желтого кирпича, твердого, как бетон. Кирпичу было несколько тысяч лет.
Как в настоящей юрте кочевников, в этом здании не было окон. Если в нем и была дверь, она скрывалась под песком, и экспедиции предстояла тяжелая работа найти ее. Все были измучены, но никто не медлил ни минуты. Замелькали лопаты, заструился песок.
Только Чаон-Го, расседлав верблюдов и распаковав вьюки, уселся на песке. Он не желал работать.
Копали молча.
Клавдий Петрович с тоскливой жадностью поглядывал на здание. В огромной каменной юрте не виднелось никакого отверстия: это и печалило и радовало профессора. Печалило, потому что нельзя было проникнуть внутрь, а радовало, потому что давало надежду на то, что все находящееся внутри постройки сохранилось.
Стали соображать, не пробить ли стену.
Вдруг Тышковский хлопнул себя по лбу и уронил одно слово:
— Дым!
— Какой дым?
Тышковский молча указал пальцем на куполообразную крышу здания. Но купол не дымился.
— Какой же дым?
— Отверстие…
— Отверстие?
— О, я понимаю! Тышковский говорит, что, быть может, на верхушке купола есть отверстие, какое бывает в обыкновенных юртах для дыма! — воскликнул Костя, вскарабкался на крышу здания, и вскоре оттуда раздалось его звонкое:
— Так и есть!
— Отверстие? — встревоженно спросил профессор. — Значит, постройка наполнена песком?
— Нет, но здесь есть медная круглая заслонка, которая, должно быть, закрывает отверстие… А на заслонке какой-то зверь вырезан.
В несколько минут все очутились рядом с Костей.
Действительно, верхушку здания закрывала круглая медная заслонка.
Заслонку не без труда сняли.
Выждали, пока свежий воздух войдет в помещение, и все по веревке спустились внутрь. Лучи солнца врывались через отверстие в куполе и освещали внутренность помещения.
Чаон-Го был прав: на восточной окраине Великого Города было расположено кладбище, — найденная постройка была древней гробницей, и в ней, очевидно, был похоронен славный охотник.
Четыре скелета тигров, быть может, трофеи последней охоты, лежали по четырем углам намогильного камня. В ногах вытянулась бронзовая фигура барса в золотом ошейнике. Глаза его, сделанные из зеленого камня, блестели.
Возле могилы лежало оружие — меч и наконечник копья, древко которого сгнило. Стены были покрыты рисунками, изображавшими охоту с охотничьими гепардами и соколами.
Опьяневший от восторга профессор сравнивал найденную могилу с египетскими гробницами и уверял, что могилы Великого Города не хуже. Памятники древнего Египта были больше и богаче, но зато «юрта» превосходила их в художественном отношении.
Вслед за первой гробницей в течение ближайших недель были открыты еще две. Ни формой, ни размерами они от нее не отличались. Одна из них хранила сундук, наполненный предметами женского обихода. Там были разукрашенные зеркала из полированного серебра, прялка, украшения и легкая шелковистая пыль — остаток от платьев, когда-то положенных в сундук. Красивое женское лицо было вырезано на могильной плите, на двери и на снятой верхней ставне.
В третьей гробнице были найдены статуэтки, шкатулки, букеты цветов из сплава серебра и золота. И так как на медной ставне было изображение человека, лепящего куклу или статуэтку, то решили, что в этом склепе похоронен художник.
На новом месте экспедиция работала налетами, потому что здесь не было ни капли воды. Приезжали сюда на рассвете, а вечером возвращались к западным воротам.
Время шло. Средства и силы истощались. И когда открыли четвертую гробницу, решили вернуться в Хотан, а оттуда ехать в СССР.
Последняя находка ошеломила всех, а в особенности Витю. Эта четвертая гробница была так глубоко скрыта в одном из барханов, что вершина ее купола приходилась почти вровень с гребнем песчаной насыпи, и Витя совершенно случайно наткнулся на верхушку гробницы своей лопатой.
Один Костя услышал его громкое:
— Ох!
— Ты чего? — обернулся он.
На верхушке купола четвертой гробницы, только что вынырнувшей из песка, сверкал знак, тот знак, который увел мальчиков за 5 000 километров от Ковылей.
Золотое солнце в венце из пшеничных колосьев блестело в горячем песке.
Глава XXIX
На помощь Вите собрались все члены экспедиции.
Сам Витя работал так, что товарищам страшно становилось, когда они взглядывали на его багровое лицо.
Какую тайну прятала четвертая гробница? Не хранятся ли в ней зерна чудесной пшеницы?
