Зоя Журавлева - Искатель. 1966. Выпуск №6
Мкизе снова принялся за работу и вскоре наткнулся на естественное каменное основание, на котором покоился фундамент, Генри расширил яму и пытался выломать камень по частям, но глыба не поддавалась. Генри, усталый, потный, осмотрелся. Тусклый рассвет проникал в зарешеченное окно. Все! Неужели конец всему!
На нарах спали. Он забросал яму песком, умял его и лег на свою потку. Едва он забылся тревожным сном, как прозвучал подъем.
Наступил день. Когда они собираются передать его истребительному отряду — сразу утром или дождутся ночи?
После поверки Опперман повел его и нескольких заключенных на склад носить ящики с консервами. Выбрав минуту, когда они остались одни, Опперман сказал:
— Уходите сейчас же. Будет поздно.
Генри взглянул на него пристально.
— Ло! Kaк же уйти? Лезть под огонь часовым?
— Придется пройтись по Калахари. Километров сто — сто пятьдесят. Сейчас отправляемся в каменоломню. В отряде будет на одного человека больше. В лагерь не возвращайтесь. До вечерней поверки не хватятся.
Мкизе не сводил глаз с лица Оппермана: друг или провокатор?
— За каменоломней под сухим кустом я спрятал для вас деньги, воду, консервы. Держите все время на юго-восток.
Мысли Генри приняли решительное направление. Похоже, что охранник говорит искренне. А что ему, Генри, терять?
— Спасибо, Опперман. Надеюсь, встретимся при других обстоятельствах.
Рыжие брови Оппермана поднялись. В глазах хитрые искорки.
— Благодарить обождите. Сначала выйдите из пустыни. Больше ко мне не подходите.
Заключенных строили по пяти человек в ряд. Генри, чтобы помочь Опперману, встал в ряд шестым.
Колонна двигалась медленно. Генри смотрел в широкую сутулую спину африканца. Только пройти ворота. А там он сумеет найти дорогу.
Стоя на возвышении, Опперман, коротконогий, полный, отсчитывал ряды заключенных, покрикивал:
— Проходи, торопись, проходи!
Вот ряд, в котором шел Мкизе, поравнялся с ним. Генри стиснул зубы. Вечность прошла, прежде чем прозвучало: — Проходи!
Впереди у ворот — Гофман. Теперь Генри уж не мог выйти из ряда. Он принял решение: если надсмотрщик заметит лишнего в ряду, он прыгнет к нему, вырвет автомат и кинется, отстреливаясь, в пустыню. Если придется умереть — так в бою. И сразу стало спокойнее. Генри приближался к воротам, спокойный и решительный. Широко поставленные глаза его неотрывно следили за надсмотрщиком. Вот сутулый африканец приблизился к воротам, вот прошел их. Сердце бьется тяжело, сильно. Гофман смотрит внимательно. Мкизе второй от края. Заметит или нет!
И в этот момент Опперман крикнул:
— Сколько должно быть!
— Пятьдесят. — Только на миг повернул Гофман голову, но этого было достаточно. Мкизе уже за воротами. Свежий ветер дул в лицо. Горьковатый запах полыни щекотал ноздри, наполнял грудь чем-то радостным, давно забытым. «Вышел! Спасен. Не предал, не подвел Опперман!»
В каменоломне Майкл Тома, худой, оборванный, не отходил от него. В последнее время Генри сдружился с ним. Генри стало стыдно за свое счастье, стыдно, что позабыл о друге. Ведь Майклу тоже грозила смерть. Но если взять Тома с собой, то о побеге узнают сразу. Нет, все же товарища бросить нельзя.
Шепотом сообщил Генри, что произошло. Глаза Тома загорелись.
— И я с тобой, брат.
— Не знаю, что станет с нами.
— Зато я знаю, что будет со мной, если я не пойду. Ты правильно сделал, брат, что берешь меня. Мы перейдем пустыню. Со мной не пропадешь.
Спустя минуту Генри и Майкл незаметно скрылись за выступом скалы.
У сухого куста нашли рюкзак. Кроме фляги с водой, консервов, спичек и денег, в нем лежали еще пистолет, шляпа и простая — не красная — рубаха. Не обманул Опперман.
Несколько часов, задыхаясь от жары, уходили они подальше от лагеря. Над мертвыми песками Калахари ветер гнал столбы пыли. Прикрытое мутной коричневой занавесью, стояло над головой солнце. Раскаленные песчинки осами кусали лицо. Горячий воздух сушил рот и легкие. Генри и Тома бежали, увязая в песке, торопливо скатывались по крутым спинам дюн. Иногда пески сменялись каменными равнинами. Раскаленные серые волны в беспорядке громоздились вокруг. Ни травинки, ни кустика.
Под вечер жара спала. Тома выбился из сил, спотыкался, падал, Генри подымал, торопил его.
Наконец решились отдохнуть. Костра не разжигали. Мучила жажда. Выпили по маленькому стаканчику воды.
— Воды и на одного не хватит, — сказал Тома. — Может быть, зря ты взял меня с Собой!
— А ты мог бы оставить меня!
— Я только говорю: на двоих этой воды не хватит.
— Дойдем. Дней через пять будем в Иоганнесбурге. Жизнь снова повернулась к нам лицом.
Так говорил Генри Мкизе. Но мог ли он знать, как обернется побег!
Закопавшись в теплый песок, заснули. Часа через два их разбудил лай собаки. — Они! — Голос Тома слегка дрогнул.
Мкизе сел. Торопливо вынул пистолет, осмотрел его. Билась, металась в голове мысль, отыскивая выход. Усилием воли подавил подступающее волнение. Скрыться в темноте? Но у преследователей собака. Она будет идти по их следу.
— Не стреляй, брат. Они нас прикончат.
Генри поднял глаза на товарища. Майкл Тома, который один разоружил двоих белых полицейских, войдя ночью в участок, стал такой осторожный. Или пустыня выпила его волю? Но нужно действовать, и действовать наверняка. Генри стал вглядываться в темноту. Тишина доносила скрип песка под ногами преследователей. Из впадины, совсем рядом, вынырнули четверо с винтовками за плечами, с собакой на поводке. Собака зарычала, стала рваться.
Генри спустил предохранитель пистолета.
— Если ты выстрелишь — нам конец.
Генри, косо взглянув на своего спутника, сказал сквозь зубы: — Они и так уложат нас. Но стрелять сейчас я не буду. Их четверо, и у них собака. А что ты предлагаешь?
— Только не стрелять. Может быть, возьмут живыми, Раз уж поймали…
— Ну, так в лагере расстреляют. И еще не поймали.
Преследователи, сняв с плеч винтовки, приближались открыто.
— За мной, Майкл! Не лежи!
Оба поднялись и побежали на виду у охранников.
— Стойте! — закричали преследователи, — Стойте! — Прогремели выстрелы.
Но Генри и Майкл уже обогнули дюну. Они пробежали сотню шагов. Послышалось рычание приближающейся, спущенной с поводка собаки.
— Стой, Майкл!
Мкизе остановился. Когда собака кинулась на него, дважды выстрелил в упор. Убедившись, что собака мертва, он лег на песчаном склоне, стал ждать, Тома опустился рядом, дышал тяжело, прерывисто. Генри снова неодобрительно покосился на него.
