Сказки странствий - Елена Черкашина
– С женщиной…
– Ночь?
– Нет, не ночь. Ночь – это слишком. Пусть час, только так, чтобы она – со мной, а я – с ней, и никого между нами.
– Понял, – сказал гость и шевельнулся. – Так и будет.
Он повернулся, и мне показалось, что сейчас случится немыслимое: он просто уйдёт, чтобы никогда не вернуться.
– Да нет, вернусь, – ответил он. – Позже…
Оставшись один, я плюхнулся в кресло, долго вытирал пот и почему-то всё думал: то ли попросил, что нужно? Может быть, стоило что-то другое? Настоящее, большое? А потом понял: попросил то, чего действительно хотел. Только если она – со мной, а я – с ней, как же расстаться?..
Она медленно встала и, оторвавшись от кровати, подошла к окну. Вечер тихо скользил протекающими мимо машинами, небо серело, в кафе за окном тепло засветились огни. «Ещё один день», – спокойно сказала, но не вслух, а так, еле слышно, внутри. И опять стало мучительно жалко себя, и то, что не прожито, и то, что могло случиться, но не случилось.
– Нам пора, – прозвучало вдруг за спиной.
– Ты опять здесь, – обернулась. – Спасибо, что дал несколько дней.
– Ты всё сделала, что хотела?
– Да. С детьми попрощалась…
– Ну что ж, идём.
Она подошла к нему и, всматриваясь в лицо, скрытое капюшоном, согласилась:
– Идём…
– Что ты делала у окна? – внезапно спросил гость.
– Просто смотрела.
– На что?
– На огни. Кафе за окном.
Гость улыбнулся:
– Ты давно не сидела за столиком, не разговаривала с мужчиной. И он не грел твои руки…
Она на мгновенье смешалась:
– Давно. Откуда ты знаешь?
Он усмехнулся – и не ответил. А потом сделал то, чего она не ожидала: пройдя мимо неё, остановился у окна, вгляделся в сияющее кафе.
– Ты не просила, – сказал, – но я хочу дать…
– Что?
– Немного времени.
– Нет. Ты же знаешь: опухоль растёт, мне всё хуже. Пусть будет сейчас.
Гость помолчал.
– Дорога в вечность долгая. Успеем.
И стремительным шагом направился к выходу.
Она выписалась из больницы через неделю, после того, как врач констатировал невероятное быстрое изменение опухоли и улучшение всего состояния.
– Побудьте дома, – напутствовал, – посмотрим, понаблюдаем. Если так пойдёт и дальше, то скоро…
Он не договорил, развёл руками. Она улыбнулась:
– Вы удивлены?
– Удивлён. Такое редко бывает.
Она тепло попрощалась и вышла.
Дочь встречала в фойе, обняла, взяла сумку.
– Мам, домой?
– Нет, хочу пройтись. Ты езжай, не волнуйся. Тут идти пятнадцать минут.
Дочь понятливо согласилась:
– Пройдись. Если что – звони.
– Хорошо.
Она медленно пересекла улицу, подошла к кафе. Всмотрелась в тёплые окна. И вдруг… «Он дал мне время, почему не зайти?» И направилась к входу. Краем глаза заметила: с другой стороны приближается мужчина. Посторонилась, чтобы дать ему войти, но тот остановился, придержал дверь и сказал:
– Доброе утро.
– Доброе, – ответила она.
И почему-то улыбнувшись, вошла.
Он долго стоял на ветру, поправлял капюшон и всматривался в освещённые окна. Час давно миновал, но те двое всё не могли расстаться. Её рука покоилась на столе, а ладонь мужчины нежно легла сверху. «О чём они говорят? Разве так важно? Главное, что она – с ним, а он – с ней, и нет между ними никого».
Он повернулся и медленно пошёл прочь. «Дорога в вечность далека, – подумал, – успеем».
Два лика истины
Зло, вылезая откуда-то из подземелья: – Вот, опять оплевали.
Добро, строго: – А ты не веди себя так, чтобы быть оплёванным.
Зло: – А как мне вести себя? Достойно и благородно?
Добро: – Не так вызывающе…
Зло: – Если б я вело себя не так вызывающе, на меня перестали бы обращать внимание.
Добро: – Так в этом твоя цель – привлечь внимание? Блеснуть теми мерзостями, которые творишь?
Зло, ничуть не обидевшись:
– Мерзости, говоришь… Тебе ли не знать, что во всём заложена мудрость, и что во мне так же, как и в тебе, есть необходимость?
– Необходимость – во зле?!
– Разумеется.
Внезапно зло начинает снимать с себя грязные одежды и остаётся в чистейшем, белоснежном хитоне, в образе прелестной девушки.
Добро, восхищённо: – Это ты? Но как, зачем?!
Зло: – Скажи мне, добро, где было бы ты, если б не стало меня? Разве явилась бы щедрость, не будь бедности? Разве существовало бы милосердие и сострадание, не будь страдания? Разве возник бы подвиг, не будь необходимости в жертвенности? Разве красота простёрла бы крылья, если б не хотела прикрыть безобразие? И разве жизнь не возникала бы вновь и вновь, чтобы победить смерть?
Добро изумлённо молчало.
Зло: – Я оттеняю свет, притворяясь тьмою. Даю восторжествовать истине, надевая личину лжи, и разве я не уступаю место тебе, заставляя поверить, что добро всегда побеждает? Где были бы сыны человеческие, если б я снова и снова, прикрыв свой истинный лик, не вызывала к себе отвращение, побуждая тем самым стремиться к добру?
Зло сбросило хитон и, оставшись в одежде из сверкания света, лёгкой поступью пошло к небесам.
Добро улыбнулось и, подняв зловонные маски, превратило их в лепестки роз.
– Два лика истины, – подумалось ему. – И кто знает, какой из них важнее…
Лучшие друзья
За Синей Горой, в том густом и страшном лесу, где лишь дикие звери выли по ночам, спрятанная в суровых зарослях рододендрона, была пещера. Вход в нее закрывали ворота: мощные дубовые створки, которые не могли пробить ни стрела, ни камень. Немногие знали о ней. Говорили, что обитают там чудовища, ужаснее которых нет на земле. И тот, кто заходит в пещеру, не возвращается.
Мне удалось вернуться. Я был там семь раз, и сегодня шёл в восьмой. Пещера притягивала меня, как магнит. Я мог жить без неё месяцами, и блаженный и счастливый в том мире, который построил. Милая прекрасноликая жена, кареглазые дети, славные друзья, – да, мой мир был безупречным.
Но наставало время, и пещера звала меня. Тих и настойчив был её голос – как шёпот в тумане. Я не сопротивлялся, а брал свой меч и шёл сражаться. Потому что стоило воротам открыться, как десятки смрадных чудовищ набрасывались на меня, зубами и когтями вонзались в тело, пытаясь пожрать, поглотить… Никогда я не знал, на чьей стороне будет победа. Но всегда верил, что на моей. И – побеждал!
Ворота закрывались с грохотом, и горы долго гудели, потрясённые. А я брёл в лес и залечивал раны.
