Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев
— Мам, а як крестють, расскажите, — попросил уточнить Никита.
— Як крестють? Када, бывало, в церкве — любо посмотреть: люди усе нарядно одеты, в церкве празнично, обряд правитца неспеша, торжествено. — Она вздохнула, помолчала. — А када Андрюшу крестили, управились враз: прочитал проповедь да наставление — вот и усе крещение. А вот с наречением вышло, как бы ето сказать… нехорошо получилось…
— А что случилось? — спросил бывший новорожденный.
— Что? Полистал батюшка книжку, где сказано, в какой день каким именем нарекать новорожденного, — полистал он её та и говорыть: нарекается, мол, новорожденный раб божий Пахнутием.
— Пафнутием? Это он, гад, назло! — возмутился крестник.
— Хто ево знаить… Може, хотел поторговаться: мол, прибавьте платы, тогда поищу имя покрасивше. А кум як рассвирепел, як хватаеть того батюшку за бороду — да головой об стену, об стену. Это, кричит, тебе пахнутий, а это — махнутий! Ищи подходящее имя, не то усе волосья повыдергаю. Ну, и нарек он тебя Андреем… От так, сынок, тебя и крестили. Лучше б уж никак, — закончила рассказ Ивга.
— Мам, а миня тожеть так крестили? — поинтересовался Никита.
— Нет, сыночек, тебя крестили не тайно и по усем правилам, как положено, — в святой церкве. Уже опосля дедушка Сталин обратно разрешил богослужение. А тех, которые до этого запрещали, усех потом засудили.
— А почему ж церквя не работали у нас? Вон в Ивановке — какая красивая, а забросили, — спросил Андрей.
— Это уже опосля… Объявили на собраниях, что религия — дюже вредный для народа опум.
— Не «опум», а «опиум», — уточнил он. — Отрава, значит, навроде пьянства или курения. Потому как никакого бога нет и никогда не было. Это доказано наукой, и нечего советским людям грамотные мозги затуманивать!
— Може, и нет… — не стала спорить крёстная. — А токо нихто ище на небе не бывал и не знаить, як оно и что… Заговорилась я с вами, ребятки, — спохватилась рассказчица, — а у миня работы набралось — за день не переделать.
— Никак разрешил остаться дома? — удивился Андрей.
— Об етом твой сусид и слухать не хочеть! Завтра чуть свет велел быть на картошке.
— Да-а, дожили, — посочувствовал шеф. — При наших хоть один выходной давали.
— Тут уж не до выходного! — кладя уснувшего сынишку в колыбель, посетовала мать. — Отпускали б в обед хуть на минутку — и на том бы спасиба. Цельный день душа болить: как там дети хазяинують, не случилось ли беды, особливо с маленьким. Сёдни бжола чи оса ужалила, а завтра, ни дай бог, гадюка укусить или ищё какая напасть…
— Насчёт Васятки что-нибудь придумаем, — пообещал он. — Борис своего Степашку носит к Вере Шапориной. Спрошу, может, и за нашим согласится присматривать.
— Попроси, Андрюша, попроси, детка! — обрадовалась Ивга. — У миня бы прям гора с плеч. Я уж её чем-нито отблагодарю.
— Да, вот ещё что, — пришла ему «ценная мысля» перед самым уходом. — Будете копать картошку — завтра или в другой раз — постарайтесь оставить нетронутыми несколько рядков. Так, чтоб меньше кто видел. Пометьте, а потом покажете нам: мы посля выкопаем для вас. Разве ж можно в зиму оставаться без картошки!
— Ой, спасибо, што надоумил! — обрадовалась крёстная. — Обизатильно зделаем. Мешочка хотя б с три-четыре — и то б хватило и исть, и на посад.
Веру упрашивать не понадобилось. — Нехай приводит, мне что пятеро, что шестеро — без разницы. И платы никакой не надо!
Выяснилось, однако, что в пригляде нуждаются ещё трое малышей такого же, ясельного возраста. Заявки поступили и от других шефов — Феди, Ванька и даже Мишки: у их подшефных тоже имелась мелкота, Вера не отказала и им; но ораву в девять огольцов — у неё самой пятеро братьев помладше — потянуть, ребята это понимали, одной ей невмоготу.
— А что, ежли пригласить в помощницы Марту? — предложил Андрей. Я уверен, она согласится.
В ответ на это предложение Борис нахмурился, Федя промолчал, а Миша возразил без всяких обиняков:
— От них нужно держаться подальше! — И добавил: — Обойдёмся без предателей.
Тут следует пояснить.
Некоторое время назад он, живучи по соседству, первым «засек», что за матерью Марты заезжала «фрицевская легковая». А по хутору расползся слух, что квартирантка деда Готлоба, как только в учётчицкой учредили комендатуру, поступила к немцам в услужение. И хоть работала всего лишь переводчицей, хуторская молва стала именовать её не иначе, как предательница и даже немецкая шлюха.
Что до предательства, то Андрей смекнул сразу: верняк поступила на работу к фрицам по заданию наших; насчёт же остального — Марта заверила: «Мама никогда не изменит Родине и тем более папе! «Оттого, что нельзя рассказать об этом товарищам, он мучительно переживал. Но продолжалось это недолго. Вскоре Марта сообщила: намечается изъятие какого-то зерна, которое хуторяне якобы похитили из колхозных амбаров. Более того, передала список, у кого намечается произвести обыски. В нём Андрей нашёл свою фамилию, четырёх своих друзей и всех тех, кому ребята в тот день помогли нагрузить возки и докатить до дому — всего более десятка фамилий только на их порядке.
Надо было срочно что-то предпринимать! В одиночку вряд ли справиться, и он рассказал обо всём Ваньку. Вдвоём, не посвящая в «военную тайну» остальных ребят, они сделали так, что когда на следующее утро нагрянули полицаи во главе с очкастым, круглым, как колобок немцем, они по указанным адресам ничего не нашли. Предупрежденные заблаговременно, хозяйки зерно спрятали кто в кукурузу посреди огорода, кто через дорогу в подсолнухах, кто прикопал оклунки землёй. Экспроприаторы укатили не солоно хлебавши — ко всеобщей радости, и никто не знал, кому обязаны такой удачей.
В том числе и трое из единомышленников. Потому и встретили предложение Андрея относительно Марты холодно, если не сказать неприязненно. Заступился за неё Ванько:
— Ты, Мишок, не прав. Во-первых, дети за родителей не в ответе. И потом, Марта нашему Деду внучкой доводится, — может, у тебя и к нему недоверие?
— Его я уважаю, — буркнул тот. — Он-то надёжный.
— Марта свою надёжность тоже доказала — на лётчике! — напомнил Андрей.
— Я, воще, не настаиваю, — пошел на уступки Мишок. — Ежли вы за, то и я не против.
— А как вы? — вопрос к Борису и Феде.
— А что если… Клавку Лисицкую? — робко предложил последний.
— О! Точно! — подхватил идею Миша. — Нехай лучше Клава Пушок. Они с Веркой и живут почти по соседству.
— А вдруг она не захочет? — возразил Андрей.
— В общем, сделаем так, — рассудил Ванько: — Поручим Андрею, раз он так уверен в Марте, попросить её — Вере помощница нужна уже завтра. А Федя пусть поговорит с Клавой, она тоже лишней не будет.
