Ольга Шалацкая - Киевские крокодилы
Часы пробили одиннадцать ночи.
— Где она может быть в такое позднее время с моим ребенком? — с отчаянием воскликнула Милица, срываясь с места, и бросилась к прислуге, собиравшейся поужинать, с настойчивыми требованиями указать ей местопребывание Балабановой.
— Не может быть, чтобы вы не знали, — строго сказала она Алексеевне.
— В гостях где-нибудь, барыня много имеет знакомых; ничего нет удивительного, что засиделись, — отвечала старуха.
— Мой ребенок не привык так поздно бывать в гостях, но оставим этот разговор, скажите, к кому она поехала, ведь кто-нибудь из вас провожал ее до экипажа и слышал, куда она приказывала везти себя?
— Бабушка, к чему скрывать: барыня ведь поехала к господину Крысе и взяла с собой Леличку. Вчера у нас был сам господин Крыса, разговаривали с барышней и обещали ей подарить игрушки. Так что вы не извольте беспокоиться, — сказала Наташа.
— Вы наверно знаете, что они там? — с трудом вымолвила Милица.
— Ну, да, я же слышала, как Татьяна Ивановна приказывала везти себя на Александровскую улицу, — подтвердила служанка.
Милица поспешно бросилась к выходу.
— Напрасно ты сказала ей, она теперь явится туда и оскандалит, барыня тебя прогонит завтра же, — заметила Алексеевна.
— Пусть гонит, разве свет клином сошелся, — другое место найду, — отвечала Наташа.
Фамилию Крысы Милице доводилось несколько раз слышать, хоть его самого она ни разу не видала и не могла понять, зачем Балабанова к эксцентричному холостяку, человеку с заведомо дурной репутацией, взяла ее дочурку. Она поспешно вышла на улицу, села на первого попавшегося извозчика и велела себя везти на Александровскую улицу. Минут через 20 она уже звонила у подъезда Крысиного дома.
Отворил его слуга-сторож.
— Татьяна Ивановна с маленькой девочкой здесь? — быстро спросила она, не давая ему опомниться.
— Здесь… — замялся тот, стоя на пороге в согбенной выжидательной позе.
Отстранив его жестом, Милица прошла во внутренние комнаты; в столовой она увидала почти идиллическую картину и остановилась на пороге, созерцая ее.
Прошло несколько мгновений, прежде чем ее появление заметил кто-либо.
За длинным столом, устланным скатертью, стоял белый металлический самовар вычурной формы, чайные принадлежности, печенье, конфекты, две бутылки вина и т. п. Балабанова сидела рядом с Лелей, одетой в белое платьице и с завитыми волосами, чего дома никогда ей не делали. Ее немало также удивило то обстоятельство, что перед семилетним ребенком, так же, как и перед взрослыми, стояла увесистая рюмка вина. Девочку, очевидно, принуждали выпить, а она отказывалась, встряхивая головкой. Но видно было, что неустойчивая воля ребенка скоро уступит влиянию старших. Крыса сидел около Лели в полуоборот к дверям и, наклонившись к девочке, что-то говорил с улыбкой. В лице его Милица прочла что-то наглое, отталкивающее, дьявольское; — инстинкт подсказал ей, что она вовремя явилась: здесь ее ребенку грозила неминуемая опасность и, быть может, сам Ангел-хранитель спас ее.
— Леличка, одевайся скорее и едем домой, — сказала Милица, с решительным видом подступая к столу, и взяла дочь за руку. Леля радостно улыбнулась
— Милица Николаевна, — вздрогнула от неожиданности Балабанова, и, не теряя присутствия духа, добавила, — позвольте вас познакомить; мой хороший приятель Николай Александрович Крыса.
— Весьма рад, — поднялся уже со своего стула Крыса и протянул руку.
— Я не для знакомства явилась с господином Крысой, а чтобы забрать дочь, которой не место здесь, а время находиться в постели три часа тому назад, — ответила Милица.
— Помилуйте, мы хотели доставить ребенку удовольствие, Николай Александрович так любит детей, — отстаивала Балабанова.
— Моя дочь не должна здесь находиться.
— Ах, какая вы странная особа; да что же Николай Александрович, простой человек или проходимец какой-нибудь? его положение в свете, добрые качества души могут только составить честь всякому, кого он пожелает удостоить своего знакомства, — возражала Балабанова с перекосившимся от злости лицом.
Милица вышла в переднюю, одела девочку и поспешила выйти на улицу.
Во время этого объяснения Крыса стоял, облокотившись на спинку кресла, и улыбался иронически-гадкой, дьявольской улыбкой.
Тот самый извозчик, который привез, ожидал ее. Милица уселась в сани и возница двинулся.
— Что ты там, дочурка, делала? — спросила она.
— Татьяна Ивановна повезла меня в гости к дяде и сказала, что он очень добрый, хороший. Мы ужинали у него, потом пили чай. Дядя налил мне рюмку вина и просил, чтобы я выпила, после чего обещал показать всевозможные игрушки, спрятанные у него где-то в отдельной комнате, — рассказывала девочка.
— Что же ты пила? — с тревогой осведомилась мать.
— Да я попробовала и у меня сильно начала кружиться голова, так что я стала отказываться, а дядя Крыса настаивал и уверял, пока я не выпью всей рюмки, до тех пор не покажет мне игрушек — двух будто бы удивительных говорящих кукол. Меня это заинтересовало, я колебалась, вдруг ты пришла, мама, я очень обрадовалась, так что даже не желала уже и видеть говорящих кукол. Дядя купил их исключительно для меня, одну из них я могла бы подарить Зое. Мне очень хотелось обрадовать сестренку, так что я чуть-чуть не выпила вина. Дядя уверял, что вино очень сладкое и хорошее.
— Он тебе не дядя, а гадкий и злой человек! — со слезами на глазах воскликнула Милица и схватила себя за сердце, где ощущала острую, ноющую боль.
Разве можно жить среди этого общества, среди крокодилов, пожирающих друг друга?! У них нет ничего доброго, святого, все маска одна, все ложь и ложь, и как страшно бедному, наивному человеку попасть в их лапы.
Ненасытимая пасть чудовища-зверя беспощадно задавит, сотрет с лица земли и эта темная, наглая сила человеческих страстей искони веков ворочает мир своим ужасным рычагом! Бурлит, кипит, волнуется житейское море, а на его поверхности всплывают крокодилы, ловят невинных жертв и их дымящейся кровью залит развратный свет! О, как душно и больно дышать; теперь ей истина открылась и она поняла, что за женщина Балабанова. Она чуть не вошла с ней в тесные дружеские отношения, доверила ей свою дочь. Дружба и предательство идут рука об руку.
— Теперь я уверена, что Лидия также отравлена — с быстротой молнии пронеслось в ее голове; но как добиться правды, где искать защиты, когда весь мир лежит во зле? Из кого состоит общество? Из тех же Балабановых, Крыс и т. п. Такие личности, как Евгений Оболенский, единичны, они стоят и выделяются над толпой подобно светильникам, горящим во тьме.
