Валерий Алексеев - Искатель. 1986. Выпуск №5

Инспектор, скрипнув зубами, повернулся на спину. В бедре, распоров ткань комбинезона, засел треугольный стальной осколок. Жуков выдернул его, и из раны побежала кровь.

Инспектор сосредоточился. Струйка истончилась, и рана начала затягиваться. Вскоре на ее месте розовел тонкий и длинный шрам. Сколько таких было на теле Жукова…

Он поднялся и, чуть прихрамывая, подошел к компьютеру. Смахнув осколки стекла, он приподнял панель и вытащил блок памяти. Небольшой, но страшно тяжелый кубик вмещал сознание А. К. Хорошее и плохое — все, с чем он пришел к своему предательству, разместилось в неисчислимых ячейках.

Жуков выбрался из горящей станции и пошел к звездолету. Вставало солнце, громадное, жемчужно-розовое. В его лучах равнина преобразилась.

«А что? Симпатичная планетка, — сам себе сказал инспектор. — Живи и радуйся».

Он взвалил блок памяти на плечо и подумал, что сознание А. К. можно «почистить», перевести в новое синтезированное тело и… Может быть, и для него не все потеряно?

Владимир ФИРСОВ

ГЕНИЙ ПО ЗАКАЗУ

Если бы не миленький характер Розалии, я не сбежал бы в тот раз из дома. Но моя супруга может вывести из себя и святого. Словом, я удрал от нее и спокойно коротал вечер за своим любимым столиком и… Впрочем, это неважно.

Теперь-то я верю, что в новогоднюю ночь обязательно случаются чудеса. Но в тот раз об этом не думал. Я просидел там достаточно долго, чтобы забыть про свои огорчения и настроиться на благодушный лад. Я твердо решил, что домой сегодня не вернусь, и раздумывал, не позвонить ли одной из своих приятельниц. И тут за мой столик сел Маллер.

Мы не встречались с ним лет десять, однако я сразу узнал его. Он почти не изменился за это время, оставшись таким же нескладным и долговязым, как и в те годы, когда мы учились в университете. Джек Маллер был самым порядочным и самым способным из всех нас, и я искренне обрадовался, что снова вижу его длинную, наивную физиономию.

— Роб, я пришел сюда не случайно, — трагическим шепотом сказал Джек. — Я давно уже ищу тебя. У меня серьезное дело.

Сейчас попросит взаймы, подумал я, и мне сразу стало скучно. До чего же все люди одинаковы! С тех пор как в моем кармане завелись монеты, меня постоянно отыскивают старые знакомые. И все они после более или менее продолжительных предисловий просят одолжить им денег.

— Сколько? — спросил я, чтобы разом покончить с этим.

— Что сколько? — переспросил он.

— Сколько тебе надо?

— Два часа. Самое большее три.

— Не понимаю, — признался я с облегчением. Если бы Маллер попросил взаймы, я еще больше разочаровался бы в человечестве.

Джек потянулся ко мне через стол, распрямляясь, как складной метр.

— Роб, ответь мне на один вопрос: гениальность — это врожденное качество или благоприобретенное?

Я улыбнулся. Именно такого вопроса и следовало ожидать от Джека.

— Гениями не становятся, гениями рождаются, — повторил я где-то слышанную фразу.

— Да, это общее мнение. И тем не менее оно абсолютно неправильно. Гений — продукт среды. Ньютон, родись он среди папуасов, так и остался бы суеверным дикарем. Гением его сделала только среда.

— Допустим, — согласился я. — Что же из этого следует?

— Воздействие среды можно промоделировать.

Я молча протянул руку и потрогал лоб Джека. Он сердито отпихнул ее.

— Конечно, для посредственности вырваться из круга привычных представлений — задача непосильная, — зло сказал он, вставая. — Прощай.

Маллер всегда был немного неуравновешенным, и эта вспышка меня не удивила. Недаром мы прозвали его Гейзером. Но посредственность… Я поймал Джека за руку и усадил обратно.

— Раз уж тебе зачем-то понадобилась посредственность, будь добр изложить ей свои мысли в более популярной форме. Итак, ты предлагаешь приступить к моделированию гениев?

Маллер остывал так же быстро, как и вспыхивал. Разговор с ним всегда напоминал мне драку петухов, которые долго кружат по двору, пока один из них, потеряв терпение, не бросится на противника, чтобы, получив сдачи, снова начать глубокомысленное кружение.

— Не смейся, Роб, — сказал Маллер. — Гениев можно делать по нашему желанию, причем в любых количествах…

Я отпил из стакана. Это становилось любопытным. Мысль вполне в духе века — организовать массовое производство гениев. Желающие стать Эйнштейнами — в дверь направо, будущие Моцарты — налево… Интересно, как он собирается их штамповать?

— Понимаешь, Роб, почему-то все убеждены, что состояние гениальности — нечто таинственное, недоступное анализу и синтезу. Ученые болтуны задурили всем головы в этом вопросе. А между тем тут нет никакой мистики. Дело проще, чем дважды два, и я берусь доказать это.

Для начала давай сразу откажемся от понимания гениальности как качества наследственного. Будь это так, самый первый гений никогда не смог бы появиться на свет, потому что ему не от кого было бы унаследовать свои качества.

А теперь вспомни, как ребенок учится ходить. Он не умеет ничего, и, не будь у него примера родителей, он так и не встал бы на ноги. Доказательство этому — дети, вскормленные дикими зверями, эти несчастные маугли. Все они передвигаются на четырех конечностях, хотя в их наследственных клетках запечатлен миллион, лет прямохождения.

Вначале ребенок делает только бессмысленные движения — массу движений, не имеющих цели и не приносящих никаких результатов. Но затем в его мозгу образуются какие-то связи. Кибернетики называют это «отбором из шума». Правильные действия закрепляются, неправильные забываются. Этот процесс длится всю жизнь — когда младенец тянет руку к игрушке, когда делает первый шаг, когда выворачивает руль велосипеда в сторону падения, а не наоборот. Вначале действиями управляет разум. Затем, после ряда повторрний, они становятся автоматическими. Мы называем это моторной памятью.

— Об этом мы читали еще в школе, — буркнул я.

— Меня самого удивляет, что все это знают, но до сих пор никто не додумался до правильных выводов, — ответил Маллер. — А ведь все великие открытия просты, как колесо.

Так о чем я говорил? Да, о гениях. Не буду пока обещать тебе второго Эйнштейна. Но Рамоса — пожалуйста. Или, скажем, Пеле — гениального футболиста. Хотел бы ты иметь команду, в которой играют одиннадцать Пеле?

— В воротах было бы достаточно и Яшина, — заметил я, делая глоток виски. Но Джек не понял всей глубины моего замечания. Он никогда не разбирался в футболе. Впрочем, в музыке тоже. Правда, исправно ходил с нами на концерты, но, пожалуй, делал это лишь из-за той рыженькой, которая потом вышла замуж за нашего профессора. Впрочем, не один Джек был влюблен в нее.