Виктор Пшеничников - Искатель. 1986. Выпуск №2
Если бы удалось восстановить искания Сирано, то они предстали бы аккуратными строками равенств и неравенств, получающихся прн сложении двух чисел в возрастающей степени и сравнении их суммы с ближайшим значением целого числа в той же степени. То есть увидели бы анализ разложения степеней с выявлением наименьших остатков.[10]
И Сирано рассуждал, подводя итог своим исследованиям.
О каких же двух слагаемых в той же степени, что и их сумма, может идти речь, начиная с куба? Нужны ли еще доказательства?
А нельзя ли вывести для Ферма формулу, которая отразила бы закономерности?
С исступленной настойчивостью принялся Сирано за работу! Формула далась не сразу. Лишь после бесчисленных попыток достиг он желанного ее изящества.[11]
К величайшей своей радости, он увидел, что математическая формула как бы совпадает по форме с определением Счастья Франсуазы. И Сирано назвал свою находку «формулой Франсуазы»! Примечательно, что она давала верный результат для четырех степеней!
«…Четвертая степень! Если куб — высота, ширина и длина, то квадрато-квадрат требует еще одного пространственного измерения!» И тут Сирано вспомнил о Тристане, о его объяснении свернутой в некоем четвертом пространственном измерении Вселенной! Эврика! Нежданно, блуждая в лесу степеней, он получил математическое подтверждение существования четырех измерений нашего пространства!
И Сирано вдруг пустился в пляс по комнате, насмерть перепугав вбежавшую мать и удивив появившегося в дверях младшего брата.
Сирано кинулся на шею матери и стал покрывать поцелуями ее лицо.
— Нашел! Нашел! — вне себя от восторга кричал он, подобно древнему Архимеду, выскочившему из ванны с пониманием закона, названного потом его именем. И Сирано закружил Мадлен по комнате.
— Остановись же, остановись, Сави! У меня сердце разорвется, — умоляла мать.
— Виват! — восклицал Сирано и, обращаясь к брату, стал говорить, хотя тот и не подготовлен был, чтобы понять его. — Ведь никто же не удивляется, что замкнутость Вселенной подтверждается математически при сечении конусов, соприкасающихся вершинами на общей осн. Это доказал Ферма, поворачивая секущую плоскость. Когда она параллельна основанию конусов — получаем окружность, повернем немного — и увидим эллипс, поворачивай еще… ну, поворачивай, — тормошил Савиньон юношу.
— Что поворачивать? — спрашивал тот.
— Плоскость! Плоскость! Ну как ты не понимаешь? По мере поворота секущей плоскости на ней появится все удлиняющийся эллипс. А когда плоскость станет параллельной образующей конуса, ось эллипса как бы уйдет в бесконечность и второго закругления эллипса не будет видно. На плоскости останется лишь часть эллипса в виде параболы!
— Я обязательно когда-нибудь пойму это, — пообещал юноша.
— И ты поймешь, что стоит еще немного повернуть секущую плоскость, и эллипс вернется к нам с противоположной стороны, но теперь уже в виде гиперболы! И минус бесконечность оказывается равна плюс бесконечности, которые едины, находясь на противоположной точке исполинской сферы или какой-то другой замкнутой фигуры (он вспомнил объяснение Тристана о кольце Вселенной с внутренним отверстием, равным нулю!).
— Как я бы хотел это понять!
— Не все поймут, не все сразу поймут, но метр Пьер Ферма, конечно, поймет! Наш мир, наша Вселенная распространена еще в одном направлении (измерении!), в котором и замыкается.
И Сирано пожалел, что метр Ферма далеко в Тулузе, куда ему не добраться без коня и денег.
— Виват! Матушка, не угостишь ли ты нас по этому поводу вином?
Он увидел, как смутилась Мадлен, не имевшая в доме никаких запасов, ее выручил стук в дверь.
— Войдите, — крикнула она, — не заперто!
Но стук повторился.
— Входите, кто бы вы ни были! — закричал Савиньон.
И опять раздался настойчивый стук.
— Что за чертовщина! — воскликнул Савиньон и, подбежав к двери, распахнул ее.
На пороге стоял незнакомый молодой человек с узким лицом, птичьим носиком и поблескивающими черными глазками.
— Мне поручено сказать господину Савиньону Сирано де Бержераку, — пожалуй, слишком громко для комнаты произнес он, — метр Пьер Ферма из Тулузы прибыл в Париж, будет ждать его завтра в полдень в трактире «Не откажись от угощения», что на улице Медников.
Произнеся это и как бы оборвав себя, незнакомец резко повернулся и зашагал прочь.
— Куда же вы, куда? — закричал Савиньон. — С такими хорошими вестями гонцы так просто не уходят!
Но незнакомец даже не обернулся.
— Беги догони его, — сказал Савиньон брату.
Но Мадлен остановила младшего сына.
— У нас нет ни пистоля, чтобы наградить его за известие, как бы оно ни было желанным Сави.
Савиньон поник головой, еще некоторое время провожая глазами удаляющуюся по улице фигуру в длинном одеянии послушника.
Внезапно тот обернулся и крикнул:
— Мне так приказано передать! — и скрылся за углом.
— Прекрасно приказано! — потирая руки, говорил Савиньон. — Прекрасно приказано! Вы великолепно приказали, метр Ферма, и я постараюсь завтра обрадовать вас!
Мать радостно смотрела на старшего сына. Она так хотела ему счастья. Она даже сказала это слово.
Савиньон в ответ воскликнул:
— Счастье? О, я знаю его суть. Мне рассказала об этом несравненная мадонна, которую я завтра увижу.
— Дай-то бог, — промолвила Мадлен, вознося мысленно молитву. — Я так желаю тебе с ней счастья.
Как это матери умеют читать в сердцах детей, хотя бы те и не проговорились о своих чувствах.
— Как ее зовут, Сави? — спросила она.
— Франсуаза! Я посвятил ей математическую формулу. И сонет.
И он тут же прочел свое творение последней ночи:
ДЕНЬ БАРРИКАДФРАНСУАЗЕСонетТеперь я знаю, что за силаМагнитами к тебе влечет.Улыбкой солнце ты гасилаИ обнажала чуть плечо.Волшебница, мадонна, фея!Созвездий дальних нежный свет!Но… Ни о тем мечтать не смея,Пошел я за тобою вслед:И повстречал на баррикаде.Вверху, со знаменем в руке.Народный гнев свободы ради.Вздымала ты, как вал в реке:К чертям всех бар! Бар — в гарь и ад!Народ, вперед! День баррикад![12]
Наутро свежий, бодрый, словно и не проведший ночь без сна, Сирано сложил в сумку свои бумаги, торопясь выйги из дома, словно до полудня оставались считанные минуты.