Рафаэль Сабатини - Искатель. 1993. Выпуск №1

— Что она? — сдавленно спросил Влад.

Дик повернул голову. В профиль он напоминал кого-то из старых американских актеров. Голливуд…

— Все в порядке, — сообщил он. — Стоит. Смотрит.

— Слушай… Открой колпак! — внезапно. попросил Влад.

— В чем дело?

— Я должен объяснить ей все еще раз!

Дик неторопливо отстегнул ремни и обернулся.

— Старина! — с некоторым удивлением сказал он. — Ты толковал с ней полчаса, разве не так?

— Мне не нравится, что она такая спокойная, — глухо ответил Влад. — Открой!

— Послушай, — сказал Дик, — если ты сейчас попытаешься вскочить на своего дромадера и…

— Не говори глупостей! — оборвал Влад. — Ты же знаешь, что я этого не сделаю! Но если с ней что-нибудь случится, мепя будет мучить совесть — неужели не ясно?

— Пресловутая славянская сентиментальность… — проворчал Дик, но колпак все же открыл. — Имей в виду, до прохождения станции осталось не так уж и много, а мне еще снова проводить контроль… Даю тебе на все десять минут. А лучше — пять.

…Чага видела, как поднялся выпуклый прозрачный панцирь и на крыло стальной птицы выбрался Влад. Спрыгнул в пепелище и торопливо направился к ней. Решил остаться?.. Сердце остановилось на мгновение…

— Чага, — умоляюще глядя, проговорил Влад. — Я должсн лететь, понимаешь?

Она долго молчала. Потом сказала безразлично:

— Да.

— Но я вернусь, Чага! Я сделаю все, чтобы вернуться! Ты не откочевывай отсюда, ладно?

— Я не буду отсюда откочевывать, — сказала она.

Лицо ее оставалось неподвижным. Шевелились одни лишь губы.

— Господи, Чага!.. — Влад чуть не плакал. — Ну что же ты вся такая… как из дерева!

На секунду прозрачно-серые глаза стали враждебными.

— А ты как из металла!

«Злится, — с облегчением подумал Влад. — Значит, все в порядке».

— Чага, не злись… — улыбнувшись ей, как ребенку, попросил он. — Я вернусь. Вот увидишь…

Стальная птица курлыкнула — властно и нежно.

— Все, Чага!.. — Влад схватил ее за руки, заглянул в глаза. — Все… Зовет…

Он уходил, то и дело оборачиваясь и совершая странные движения поднятой рукой, словно потрепывал ласково по вычесанной шерсти невидимого зверя. Взобравшись на крыло, потрепал в последний раз — и скрылся…

— А тебе никогда не приходило в голову, — задумчиво промолвил Дик, — что наша так называемая гуманность для них — особо изощренная форма жестокости?..

Он помолчал, не столько ожидая ответа, сколько озадаченно вслушиваясь в им же самим произнесенную фразу. Потом вздохнул и утопил клавишу…

Выпуклый прозрачный панцирь опустился. Влада больше не было. Была присевшая посреди округлого пепелища, медленно задирающая мощный клюв к небу стальная птица.

Стальная птица… Усмехнувшееся мертвое лицо Армая… Уткнувшийся в землю Стрый со снесенным затылком и неподвижные мечтательные глаза Колченогой… Смертельная змейка металлического лезвия и убитый всадник, зависший с раскинутыми ногами над метнувшимся к земле зверем… Конец кочевью… Последний год живем… И взрывающееся оружие в руке владыки металла, с грохотом оползающий склон… И жалкие, лгущие глаза Влада!..

Стальная птица закричала, ударила в землю огнем и прянула ввысь. На краю пепелища нехотя занялась, задымила молодая трава. Истошно затрубил Седой. Сотрясая воздух, крылатый металл восстал над холмом, сверкнул — и у зверей подломились ноги. Все трое припали к земле.

Чага стояла, запрокинув голову, как когда-то в неглубоком голом овражке, посреди стальной вьюги… Кружившая в высоте серебристая мошкара растерянно метнулась в сторону, пропуская металлическое чудовище, а затем, словно спохватившись, кинулась запоздало вслед и, не догнав, косо чиркнула по лиловому вечереющему небу.

Чага взяла костяную лопатку и пошла к дымящейся, тлеющей траве. Забив огонь, бросила лопатку в пепел и вернулась к перепуганным, не смеющим встать зверям. Похлопывая по горбоносой, с закрытыми глазами морде, уговорила подняться Рыжую, а за ней поднялись Седой с Угольком. Чага освободила зверей от пут и снова запрокинула голову. Стальная птица была еще видна — крохотная, она карабкалась все выше и выше, но крик ее уже не достигал земли.

Он так и не отнял у нее камни… Медленным шагом Чага взошла на голую, как череп, вершину холма и увидела тлеющие развалины заката и алый краешек падающего за горизонт солнца. Под ногами розово блеснул крупный, изогнутый, как кость, осколок. Чага поискала глазами тающую в зените стальную крупинку, но найти уже не смогла… Она стояла одна, посреди пустой степи, оставленной людьми, и только сбитый с толку металл, которому пригрезилось на секунду стальное возносящееся чудовище, рыскал над холмами. Металл, чьего приближения она уже не могла, не умела почувствовать…

В конце концов, она всегда знала, что проклятие Матери рано или поздно сбудется. Чага подняла осколок и, удивившись его нежному теплу, прижала к груди.

Быстрый, светлый, разящий без промаха на этот раз почему-то медлил. Потом, подкравшись сзади, с визгом вспорол воздух у самого уха, и Чага от неожиданности уронила осколок. Некоторое время она оцепенело глядела под ноги, потом заставила себя нагнуться, но подобрать не успела.

Металл ударил в плечо, развернул и, не дав даже упасть на землю, поразил ее в горло.

В горло, а не в печень, как предсказывала когда-то Мать.

Рафаэль Сабатини

ЛЮБОВЬ И ОРУЖИЕ

РОМАН

Глава 1. Глас народа

Из долины ветер доносил колокольный звон, который сопровождал вечернюю молитву. Шестеро мужчин, обнажив головы, стоили в пастушьей хижине возле вершины, отдавая должное Пресвятой Богородице. Висевшая под закопченным потолком бронзовая масляная лампа с тремя рожками горела тускло, но зато неимоверно чадила. Однако и в полумраке можно было разглядеть, что богатая одежда мужчин никоим образом не гармонировала с убогим убранством хижины.

Колокола смолкли, губы перестали шевелиться. Безмолвно дочитай до конца «Аве Мария», мужчины истово перекрестились, надели кто шапочку, кто шляпу, недоуменно переглянулись. Но прежде чем кто-либо успел подать голос, в сбитую из неструганых досок дверь постучали.

— Наконец-то! — с явным облегчением в голосе воскликнул Фабрицио да Лоди, а молодой мужчина в нарядной одежде по его знаку подошел к двери и распахнул ее.