Юрий Виноградов - Десятый круг ада
— Плюньте на все, оберштурмфюрер, — произнес Генрих. — У вас все еще впереди. И вы свое возьмете.
— Верно, — согласился Баремдикер. — К черту Грюндлера. Мы с вами должны урвать свой кусок пирога. И побольше.
— Да уж не упустим… чужого.
Баремдикер сухо засмеялся:
— Вы мне нравитесь, Циммерман! В вас что-то есть. Еще по одной ради такого случая.
— Дойдем ли?
— Когда, интересно, русские прекращают пить?
Генрих опрокинул рюмку вверх дном.
— Браво! — зааплодировал Баремдикер. — Предлагаю на брудершафт.
— Почту за великую честь!
Выпили.
— Хотите, я вас развеселю? — предложил Генрих.
— О, да вы действительно волшебник! Видимо, здорово вас дубасили в Сибири большевики. Все умеете!
— Жизнь научит, — ответил Генрих и дважды хлопнул в ладоши.
На пороге появился Фимка. Левой рукой он придерживал двухрядку, а правую для приветствия приставил к виску.
— Что изволят, гер-ры немецкие офицер-ры?
— Фимка, черт, спой! — приказал Генрих.
— Битте-дритте, или с. превеликим удовольствием, как говорят в благородных компаниях, — расшаркался Фимка. — Только вот горло того… — он издал сиплый звук. — Сухота внутрях. Что тебе Сахара. Смочить бы чуток ершистым для тембровой сочности…
Генрих потянулся за второй бутылкой коньяку.
— Этой обезьяне давать коньяк? — опешил Баремдикер. — Пусть сосет шнапс.
Он вытащил из ящика стола бутылку шнапса и бросил ее Фимке. Тот ловко поймал ее на лету, зубами снял пробку.
— Спасибочки-данкете, — растроганно поблагодарил Фимка и, покрутив бутылку, опрокинул горлышко в рот.
— Браво, обезьяна, браво! — точно ребенок, запрыгал на стуле Баремдикер. Протянул кусок хлеба. — Закуси, шимпанзе!
Фимка бросил пустую бутылку в угол, с шумом выдохнул и уткнул длинный нос в рукав.
— Не приучены. Обходимся мануфактурой. Да и шнапс так себе. Квасок…
Он вдруг ловко перехватил гармонь, рванул мехи и. притоптывая в такт ногой, залихватски запел:
Эх любо, братцы, любо.Любо, братцы, жить,С нашим атаманомНе приходится тужить…
Фимка, к восторгу Баремдикера, без конца пел русские, украинские, белорусские песни, лихо плясал барыню, гопак и лявониху.
Веселье закончилось в полночь, когда напившийся оберштурмфюрер свалился под стол.
Теперь, когда Циммерман прочно обосновался в Шварцвальде, стал офицером, требовалось установить связь с Центром через провизора сельской аптеки. Как офицер, Циммерман получил некоторую свободу действий и мог бы поехать в аптеку. Однако он все еще опасался, что за ним следят. Поэтому одному ехать в аптеку пока рискованно, не потянуть бы за собой «хвост», приставленный к нему оберштурмбанфюрером. А ведь командир партизанской бригады Ефимчук строго-настрого предупредил: провизор должен остаться вне всяких подозрений.
Циммерман приметил, что его новый друг Баремдикер каждую субботу ездит на почту. Видимо, начальник концлагеря производит там какие-то финансовые расчеты: отправляет или получает денежные переводы. Пожалуй, самая безопасная возможность попасть в аптеку — поехать вместе с оберштурмфюрером, ведь она находится рядом с почтой. Не подумает же Грюндлер, что Баремдикер везет на своей машине начальника отряда славянских рабочих к связному Центра!
В очередную субботу Циммерман пришел к Баремдикеру в тот момент, когда начальник концлагеря собирался ехать на почту.
— Ты неудачно пришел, Генрих. Мне обязательно надо на почту, — сказал Баремдикер.
— Голова что-то трещит… — Циммерман потер гудящие виски.
Баремдикер сразу смекнул, что Циммерман хочет на славу угостить его. Он бы сейчас же с радостью сел с ним за стол, но дела прежде всего.
— Подожди меня, я скоро вернусь, — попросил Баремдикер.
— Я же умру один со скуки! — простонал Циммерман, хватаясь за голову.
— Вот что, поедешь со мной! — тоном не терпящим возражений изрек Баремдикер. — Перед поправкой головы полезно прокатиться с ветерком, — рассмеялся он.
Машину вел сам оберштурмфюрер. Циммерман слушал его пустую болтовню и смотрел в лобовое окно, запоминая дорогу до аптеки, Баремдикер поставил машину на площадку напротив почты и открыл дверцу.
— Я управлюсь за четверть часа, — сказал он.
— Аптека! — радостно воскликнул Циммерман, заметив вывеску на соседнем с почтой одноэтажном деревянном домике с красной черепичной крышей: — Должно же там что-то быть от головы?!
Баремдикер рассмеялся:
— Тебе надо не таблетки, а спиртус винис!
Он легонько подтолкнул своего попутчика и поспешил на почту.
Циммерман огляделся: вокруг никого нет, лишь пожилая женщина — должно быть, бабушка — вела по тропинке шаловливого внука, все время пытавшегося вырваться из ее цепких рук.
Через окно в помещении аптеки Циммерман увидел мужчину в белом халате и женщину. Провизор что-то сунул ей в руку, и женщина вышла на улицу. Циммерман распахнул дверь и ввалился в аптеку. В нос ударил дурманящий запах лекарств, в глаза бросился большой портрет фюрера на стене, под которым стоял удивленный бестактным поведением офицера степенный пожилой провизор. «Он! — определил Циммерман, вспомнив словесный портрет связного Центра. — Большие залысины, седина на левом виске, чуть подслеповатые глаза, позолоченное пенсне…»
Циммерман подозрительно посмотрел в окно: перед аптекой никого не было. Подошел вплотную к провизору и, сдерживая дыхание, негромко спросил:
— У вас имеются таблетки от головной боли, сильнодействующие?
Брови провизора поползли вверх, глаза расширились, но он тут же овладел собой и спокойно ответил:
— Сейчас, к великому сожалению, нет. Приходите завтра…
В первое мгновение Циммерман чуть было не обнял провизора, ставшего вдруг ему самым близким и дорогим человеком, как и он сам, оказавшимся в тылу фашистской Германии, но вовремя сдержался, вспомнив, для чего пришел в аптеку. Он лишь тепло, по-приятельски улыбнулся ему и предупредил:
— У меня очень мало времени. Я приехал с эсэсовцем. Он — на почте…
— Пройдите, — показал провизор на дверь и, когда гость скрылся за ней, позвал свою помощницу: — Рута, подмените меня. У меня важный пациент.
Циммерман прошел в лабораторию, уставленную множеством колбочек, пробирок, пузырьков.
— Передайте в Центр, я надежно обосновался на объекте. Начальник отряда славянских рабочих. На днях мне фюрер присвоил офицерское звание, — произнес он и спросил: — Какие указания будут для меня?
