Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и доспехи нацистов
– Вольному воля, – молвил я вслух. – Тестю сразу рот не заткнешь. Он, в силу своей непуганности, в жизни разбирается слабо и готов без опаски встрять в самый невероятный блудень, никакой угрозы не замечая и не подозревая даже, что таковая вообще может иметь место. Вчера по разговору я это понял. Моя стычка с налетчиками его ничему не научила. Тещу, разве что. Она у него в оконцовке телефон отобрала.
– Ходит птичка маленькая по тропинке бедствий, не предвидя для себя никаких последствий, – вспомнил песенку Слава.
– Что-то вроде того, – сравнение было исключительно точным. – Ты, кстати, не в курсе, что из себя представляет азано-кремниевая радивоцелпь?
– Без понятия, – пожал плечами корефан.
– Так я и думал, – вздохнул я.
– А эта радио… че за пиздула такая? – любознательно осведомился Слава.
– Полезное ископаемое, надо полагать. Раз его аз шахты добывают.
– Логично, – заключил Слава.
Мы пили чай на кухне. Дамы прекрасно проводили время у телевизора, оставив нас откровенничать о делах наших скорбных.
Дела были скорбные. Замочив арийца, Слава поставил на нашей компании крест. Я не верил, что «Светлое братство» интересуют лишь Доспехи Чистоты. Детям Солнца нужен не только волшебный амулет, им наверняка требуются и наши головы. Как же я влип! «Наступил одной ногой, а в говне уж по уши».
– Надо что-то придумать, – я посмотрел на друга. – Надо что-то делать. Иначе вилы…
При слове «вилы» корефан нехорошо улыбнулся. Любую опасность он воспринимал как вызов. Впрочем, это и помогало ему побеждать.
Я тихонечко слез с кровати и подошел к стоящей в углу сумке, в которой лежали Доспехи Чистоты. Чем они так привлекли арийцев?
Осторожно, чтобы не разбудить Маринку, я освободил от сумки латы и разложил их на полу. Присел на корточки и бережно провел пальцем по массивным кованым пластинам. Даже на ощупь Доспехи Чистоты казались чем-то исключительно надежным, крепким, по-старинному добротным средством защиты. Хотелось надеть их и почувствовать себя в безопасности.
Я с трудом подавил искушение. В темноте Доспехи дарили мне откровение. Раньше, когда я поднимал их с изголовья захоронения чудо-богатыря, чистил от могильного праха, стремления облачиться в них как-то не возникало. Доспехи были экспонатом, предназначенным на продажу. А товар – он и есть товар: несмотря на впечатляющую легенду и экзотическую обстановку, при которой доспехи были найдены, они продолжали оставаться предметом торговли, не возбуждая ровным счетом никаких чувств. Теперь барыжное оцепенение прошло. Я улыбался, трогая. Они словно излучали первозданную мощь, и я отлично понимал смелость древних викингов, безудержно наступавших на врага под защитой подобных лат. В них можно было сокрушить кого угодно.
Даруя неуязвимость, Доспехи Чистоты звали на ратные подвиги.
– Илья!
Я оглянулся.
– Ты чем там занимаешься? – послышался из темноты голос Маринки.
– Чем я занимаюсь?
В самом деле, разглядывание Доспехов во мраке ночи – действо более чем странное. Как доступно объяснить жене, что я проснулся и захотел подумать? С ходу это сделать проблематично. Я не стал заниматься ерундой.
– Сейчас иду, – придвинув Доспехи (а они, надо сказать, тяжелые – килограммов двадцать) к стене и накрыв их шторой, я скользнул к Марине под одеяло.
– Ты чего встал?
– Клопы кусают, – для пущей достоверности я поскреб ногу.
– Меня тоже заели, – пожаловалась Маринка. – Надо будет здесь дезинфекцию сделать. Спрашивается, куда Ксюха смотрит, медик все-таки.
– Надо будет, – поддакнул я. Вмешательство жены оборвало процесс «общения» с изделием мастеров сказочного острова Туле. Доспехи улеглись ждать своего часа, а облагодетельствованный их находкой археолог отправился спать с верной спутницей жизни.
Со стороны могло показаться, что у них все складывается идеально.
* * *С утра я заехал к Боре. Менты меня не искали, компаньон мог поклясться – он почти сутки дежурил у дверного глазка. Значит, Эрик не соврал относительно заявления. «Светлое братство» всеми средствами старалось избежать огласки.
Борю я нашел изрядно задерганным. Наверное, от постоянных тревог. Папочки-алкаша дома не было, синьор загуливал по синим делам у ближайшего винного магазина. Боря убивал время перемоткой рыболовных снастей. В отличие от отца, ежедневная разгонка спиртным ему пока не требовалась.
– Привет, – кивнул чмудак лобастой головой, пропуская меня в квартиру. На потертой клетчатой рубахе болтался трофейный знак – пальма со свастикой. Под Ленинградом воевали не только итальянцы с румынами, но и передислоцированные из Африки головорезы роммелевского корпуса.
Мы разместились в комнате. На столе в беспорядке валялись крючки, дощечки, мотки крашенного марганцовкой шнура и огромные свинцовые грузила. По соседству с аудиоцентром расположился пулемет, и непонятно было, то ли компаньон открыто забил болт на милицию, то ли чего-то сильно боится. Последнее было более вероятно – из патронника МГ торчала заправленная лента, сбоку был пристегнут снаряженный короб. Впрочем, второе вовсе не исключало первого. Это ж как сильно надо испугаться, чтобы держать, не стремаясь запала, приготовленный к бою ручник. Вероятно, общение со вспоротым подельником впечатлило его.
– Партизанить готовишься? – обозрел я его сборы.
– Да так… – судя по тому, как смутился Боря, я попал в яблочко.
– Куда надумал дернуть?
– Пока не решил. – Боря взял моток стальной жилки, кусачки и стал накручивать поводок. – Может быть, на Мертвое озеро.
– Там же рыбы нет!
– Во Мете есть.
– Ню-ню, – ответствовал я. – Пулемет тоже зацепишь, труженик-воин?
– Зачем, ружье есть, – зыркнул Боря из-под густых бровей, – для охоты больше не надо.
– Ню-ню, – тщание компаньона занять демонстративно отстраненную позицию вызвало у меня злую иронию. – Когда думаешь вернуться к родным пенатам?
– Там видно будет, – философски ответствовал Боря. – Не стоит торопить события.
– А кто их торопит? – Я подошел к столу, взял в руки бесхозный штырь. Один его конец закручивался в кольцо, другой был заточен. – Что это у тебя?
– Надо, – ответил хозяйственный Боря.
– Зачем?
– Для донки.
– Рыбачок… – Боря всерьез вознамерился меня бросить, это и раздражало. – Лично я на свой крючок, кроме триппера, ничего не ловил.
– Кому что, – миролюбиво рассудил компаньон, откусывая проволоку. – Лично мне жить охота, поэтому я не буду переть на рожон. И тебе не советую.
Получалось, что я утратил всякий авторитет. В условиях крайней опасности чмудак принялся думать своей головой.
