Ростислав Самбук - Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
Человек кинулся к окну. Он все равно бы не убежал, но Ступак не дал ему и выпрыгнуть — схватил за ногу, повалил. Подбежали остальные, скрутили.
— Нет второго? — заглянул в дверь Левицкий. — Обыщите подвал и сарай!
В гостиной сидели под охраной отец Андрий и Лизогуб.
— Где спрятался второй агент? — сурово спросил Левицкий.
Лизогуб сокрушенно покачал головой.
— Прошу извинить, но у меня снял комнату только этот гражданин. Мы еще не успели оформить договор и собрались завтра заявить в милицию. Вы можете узнать у участкового…
— Объясните тогда, когда и зачем приехал в Поворяны Дмитро Заставный. Или вы впервые слышите ату фамилию?
Лизогуб заморгал. Отец Андрий заговорил таким спокойным тоном, что даже Левицкий позавидовал его выдержке:
— Прошу проверить мои документы и отпустить меня. Тут какое–то недоразумение, и я сожалею, что заглянул сюда. Если же я понадоблюсь вам как свидетель, то господа всегда могут вызвать меня через епархиальное управление.
Левицкий ответил так же спокойно и деловито:
— Вы нам нужны именно теперь и, думаю, не как свидетель. Прошу вас пройти в машину. Вот, пожалуйста, ордер на арест. Понятые ждут во дворе, мы не хотели приглашать их сюда, потому что, к сожалению, не могли гарантировать полной безопасности.
— Дикое недоразумение! — возразил отец Андрий, но все же вышел из комнаты под конвоем.
Ступак доложил Левицкому:
— Все обыскали — нет ни чемодана, ни второго бандита.
Левицкий уже понял: где–то и в чем–то они сплоховали. Несколько секунд постоял молча, потом приказал:
— Отвезите арестованных! Двое останутся здесь, остальные — в управление!
Машина тронулась. Полковник, стоя на крыльце, смотрел вслед, пока не исчезли за поворотом красные огоньки, Вернулся к оперативникам.
— Надо перерыть все это логово от крыши до пола. Очевидно, тут есть тайник. А в нем может быть чемодан.
…Модест Сливинский, услышав выстрелы, догадался: Хмелевец сопротивляется. Грохнуло лишь дважды, — значит, Семен защищался недолго. Воцарилась тишина, потом зашумел мотор — подъехала машина.
— Сейчас будут выводить арестованных. Подай чуть назад, — негромко распорядился кто–то, но пан Модест расслышал каждое слово.
Автомобиль отъехал. Окна в особняке светились, будто ничего и не случилось, будто жизнь шла своим порядком и Хмелевец и отец Андрий с нетерпением ждут его, Модеста Сливинского.
«Вульгарная западня! — злорадно подумал он. — Ждите, уважаемые господа! Долгонько же придется вам ждать!»
Осторожно пролез по междурядьям, чтобы кукуруза не шуршала. Посидел еще несколько минут в картофеле и переполз в соседний огород. Там начиналась ложбина. Он сбежал в нее и по тропинке пробрался на пустырь, откуда вышел на соседнюю улицу. Тут облегченно вздохнул, отряхнулся и переулками направился к Городецкой. Вышел на нее уже в районе вокзала, где даже в этот поздний час попадались прохожие. Пристроился к компании железнодорожников, возвращающихся с работы, и через несколько минут уже открывал своим ключом дверь Ядзиной квартиры.
Хмелевцу не было смысла что–либо отрицать: опознали по фотографии, а его «деятельность» в дивизии СС «Галиция» и преступления, совершенные во время отступления гитлеровцев, тоже были известны и подтверждались столькими документами и свидетелями, что Хмелевец плюнул на все и начал топить всех подряд. Уже на другой день Левицкий выяснил имя и фамилию второго агента, заброшенного бандеровцами для осуществления операции с чемоданом.
Модест Сливинский! Бывший заместитель министра «правительства» Стецко, гестаповский шпик и крупный делец черной биржи. Все эти сведения было не так уж и трудно собрать, но они не продвинули Левицкого ни на шаг. Что из того, что знаешь имя и фамилию врага и даже уверен, что он где–то тут, может, совсем рядом. В городе с чуть ли не полумиллионным населением. Это все равно что ничего не знать. Ведь ни в архивах гестапо, которые удалось захватить, ни в других делах ведомства нет фотографии Модеста Сливинского.
Отец Андрий Шиш сначала все отрицал, даже связи с братом — куренным Грозой. Усаживался поудобнее на стуле, клал руки на живот, вертя большими пальцами, преданно смотрел в глаза Кирилюку, ведущему допросы, и от всего открещивался. Не выдержал только очной ставки с Хмелевцем.
Того посадили напротив — держал руку на перевязи (рана оказалась незначительной — пуля не задела кость) и насмешливо смотрел на священника.
— Мелочь вы пузатая, святой отец, черт бы вас побрал! — уколол он. — Не вам ли передавал привет пан Воробкевич?
Отец Андрий даже подпрыгнул на стуле, завизжал тонким противным голосом:
— Уберите этого мужлана, мне противно смотреть на него!
— Уведите! — приказал Кирилюк. Когда за Хмелевцем закрылась дверь, спросил: — Так будете говорить правду?
— Пишите… — согласился отец Андрий: лишь бы быстрее все кончилось. А то докопаются еще, кто доставлял Грозе боеприпасы со склада каноника Долишнего, и будет (он незаметно перекрестился) куда хуже.
Лизогуб не отрицал ничего, надеясь искренним раскаянием добиться смягчения приговора. Знал, что делает. Если дадут меньше десяти лет — счастье, бога благодарить будет; никому не известно, где закопал кувшин с золотыми монетами. Отсидит свое — хватит до самой смерти…
А Левицкий ломал голову над тем, как найти следы Модеста Сливинского.
Стало известно, что правой руке Романа Шиша — сотнику Отважному удалось бежать, и он, очевидно, сумел предупредить Сливинского. Это и предвидел Дмитро Заставный. На всякий случай Левицкий приказал держать под наблюдением дом лесника за Путятичами, хотя и сомневался в рациональности этой меры. Ведь Андрий Шиш упрямо твердил, что не встречался в городе со Сливинским и не сообщал ему о месте встречи с Грозой.
Модест Сливинский! Полковник пожертвовал бы многим, лишь бы задержать бандеровского агента.
Кирилюку фамилия Сливинского показалась знакомой. Где–то он уже слышал ее, но как ни старался, не мог вспомнить, где именно. И все же она была знакома ему…
Несколько дней эта мысль не давала Петру покоя, и наконец он вспомнил. О делах Сливинского ему рассказывал когда–то Евген Степанович Заремба — кажется, предупреждал, что тот агент гестапо.
Петр позвонил Евгену Степановичу и пригласил его к себе: мол, придет Левицкий, попьем кофе, да и дело есть.
Катря собрала кой–какой ужин: с продуктами не густо — существовала еще карточная система. Евген Степанович принес корзиночку клубники. Катруся обрадовалась ей, будто не видела целый век; пожалела, что брат пренебрегает огородом — когда–то и у нее была клубника.
