Приключения аскета - Алексей Витальевич Величко
“Так начинаем здесь”, — первым по ходу движения был зал с картинами и время было на самом деле хоть отбавляй, несмотря на спешку и скупую его трату, так уж было устроено у воров “подальше положишь, поближе возьмёшь”, и “кто имеет время, тот не ждёт”, да и подобные этим пословицы были у этих товарищей на весу. Нашли быстро, картина, а точнее амфора занимала свою нишу и в общем-то ничем не выделялась на фоне экспозиции. Подошли вплотную, Фрай обратил внимание только тогда, насколько ухоженной эта амфора являлась, будто лепка выполнена несколько дней назад, блестит и отражает поверхности. “Может её предусмотрительно отлакировали», — олимпийцы и факел, который они передавали друг другу были покрашены в основном красными и синими цветами и краска, сейчас она была похожа на акрил, всегда яркий и пропускающий через себя любую влагу. Амфора выгодно выглядела среди прочей атрибутики зала и, казалось, излучала дополнительное свечение в этом и без того освещённым месте, достаточно обильно и периферийно. «Стой, что-то здесь не так и не эдак, вот она, но стоит не здесь, вводная была другая: ваза стоит четвёртой справа, а не пятой, но это она точно и название вот оно ''передача олимпийского огня''». Край перебил, наверно зачатки разума после абстинентного синдрома заставили его выйти для себя и других, пусть и поздно, зато на новый для него уровень. Можно добавить, что взаправду экзистенциальное поражение и прочие философские изыски преобразили разум данного индивида.
«Давай плясать от изображений, охрана и Ник не такие всемогущие, даже твой Ник, надо быть круглым профаном, чтобы это не понимать».
Последние две мысли: озвученная Краем и ей предшествующая, насчёт образа нынешнего мышления оного, посетили Фрая одновременно, решение лежало на поверхности — работники музея не всегда ставят охрану в известность о всех пертурбациях в залах, попросту говоря, список лотов должен быть на руках, а вот расположение иногда выпадает из виду. Об этом наш герой и задумался и через минуту стал действовать: амфору поместил в вещь мешок, аккуратно положив на дно второго рюкзака, который был взят им нарочно для этого. Нести этот лот он собрался сам во избежание отбить хрупкие ручки, расположенные у горлышка сосуда. Дело было сделано, оставалась картинная галерея, которая располагалась через зал от искомого. Проходя по второму залу Фрай услышал странный звук, будто старый бортовой самописец что-то наматывал на бобину, остановившись на мгновение, анахорет поймал себя на мысли, что звук прекратился, продолжил движение, и по новой — странный, корёжащий рассудок будто бы скрип, продолжил наматывать новые витки. “Надо будет в этом разобраться, что-то неладное творится в наших лесах, не хватало ещё услышать звук таймера, стоп так это ваза, у меня ничего нет кроме неё… Нет бред какой-то, не может быть… Начинаю винить всё что попало, не уж то по новой эти… Галлюцинации. Ладно лечение опосля, а сейчас завершающие штрихи…” Звук и вправду раздавался из затылочной области и сложно было недооценивать как и переоценить данное явление здесь и сейчас. Ещё сложнее выбрать, он ли болен или это рюкзак играет с ним в прятки.
“Ты ничего не слышишь, Краймен?”
“Нет и не хочу”.
Не стоило разглагольствовать далее, тем более что все эти предметы старины, да и убранство помещений завораживали ум и взор, раздаваясь при хотьбе гулкой дробью по коврам и такой же биением сердца. Вот они и на месте — третий по счёту зал был больше и интерьер здесь был другим — ярче и современней, картин много и большинство прошлого века, но были и 18, и 19. Присотствовали лоты, а для Фрая по сути этого были всего лишь лоты, и ранних эпох европейского происхождения, но сейчас подельники не вдавались в нюансы. Подошли к ориентировочному месту и нашли первую картину, ту что “лето в горах”, остановились. Краймен ждал отмашку. Фрай решил найти две остальных — смешно было наблюдать на горе ценителей, но нашлись они быстро, все на своих местах, что и ожидали. Вот только что в этом нашли заказчики, было не очевидно ни на какой взгляд: картины были двадцатого века, подписаны новыми табличками. “Речь Посполитая” и “баркас в потёмках”— экспрессионизм первых десятилетий. Что в них было общего и почему именно их выбрал теневой магнат, сказать было сложно, но это интересовало коллег сейчас меньше всего. Каждый был не то чтобы в творческих муках, но в своём персональном аду, точнее на спуске по индивидуальным лестницам. Край не вытерпел:
“Что ты хочешь узнать, чьи кисти? Автограф тебе уже не дадут буть уверен.”
Ценность лотов исчислялась несколькими сотнями тысяч, и вопрос о своевременности отъема как и принадлежности картин как к друг другу, так и место в экспозиции, если можно так сказать, на задворках, оставляло несладимый осадок. “за этот кубизм-пофигизм нам заплатят три с половиной ляма, при чём наличкой. Что тут вообще происходит, может мы заметаем следы более крупного хищения или… Бред… Бред сивой кобылы”.
«Давай бери, не делай себе и мне нервы», — Краймен менжевался, начал ходить взад и вперёд. Фрай свои мысли пока приберёг, не хватало ещё одного срыва у товарища по работе, поэтому скомандывал:
«Доставай мешки, возьмёшь вот эти две, я заберу первую».
«Вот это дело».
Закончив начатое, подельники не без стыда оглядели пустые теперь стенды и удовлетворённо начали разворачиваться. Какое-то гадкое чувство овладело обоими. Мыслил Краймен здесь почти также как и старший товарищ. Будто бы они сейчас запечатлили себя в веках гнусным содеянным порочным актом или прелюбодеянием. Но что поделать работа превыше всего, осталось отвести лоты в гараж, ну а после, после Фрай отвезёт их далее по этапу, главное не сцепиться друг с другом до выдачи денег, иначе выдавать их будет некому. Грела мысль о несбыточности мыслей убийства до конца сделки: «Краймен не отважиться мстить, так как знает, Нил не станет иметь с таким психом как он дело, буть он хоть трижды с экспонатами, хотя… Нет, человек предполагает, а мы располагаем, но не это главное. Всё же разбор полётов будет в любом случае». Фрай подытожил мысль тем, что как раз Нил может помочь ему в ответе на некоторые из его вопросов. Хоть он и сам выглядел ошалелым на последней встрече две недели назад, да всем сейчас не просто, Нил и впрямь изменился. Глаза, эти глаза — такие же как у Дженкинса, кроваво красные
