Жюль Верн - Тайна Вильгельма Шторица
Он остановился опять как бы в нерешительности. С его губ слетел обычный вопрос:
— Который час, Армгард?
— Без десяти десять, — отвечал поручик.
— Пора, — сказал капитан и быстро пошел по бульвару.
Мы дошли до решетки дома Шторица, но Гаралан даже не остановился, а обогнул дом и зашел сзади к забору сада. Забор был высотой около двух с половиной метров.
— Помогите! — сказал капитан, указывая на верх забора.
Я сразу понял все. Я понял цель несчастного брата Миры.
Десять часов — ведь это сам Шториц назначил. Мы с Штепарком подслушали тогда его разговор с лакеем.
Я сам сообщил об этом капитану Гаралану, и он запомнил. Да, в этот именно час злодей собирался открыть тайник у себя во дворе и достать из него свое опасное снадобье. Дастся ли нам застигнуть его за работой? Вероятность была очень небольшая. Но все-таки представлялся удобный случай, которого ни под каким видом не следовало упускать.
Помогая друг другу, мы перелезли через забор и соскочили с него в глухую темную аллею с часто насаженными деревьями. Тут никакой Шториц не мог нас увидеть.
— Стойте тут, — сказал капитан, а сам пошел вдоль забора к дому и скрылся у нас из виду.
С минуту мы постояли на месте, но любопытство взяло верх, и мы пошли тоже. За деревьями нас совсем не было видно. Мы шли, пригибаясь к земле под ветвями, стараясь ступать совершенно без всякого шума.
Так мы приблизились к дому. Нас от него отделяла открытая лужайка, шириной метров двадцать. Мы легли на землю и жадно вглядывались, затаив дыхание.
От дома оставались только одни закопченные стены. Крутом на земле валялись камни, кирпичи, обуглившиеся балки, покоробившееся железо, груды пепла, изломанная мебель. Мы смотрели на весь этот разгром и думали: как жаль, что вместе с домом не сгорел и сам немец со своей проклятой тайной!
Мы с поручиком окинули взглядом всю площадку и вздрогнули. В тридцати шагах от нас, тоже прячась за деревьями, стоял капитан Гаралан, устремив глаза на ближайший угол дома. Он стоял в напряженной позе человека, готовящегося сделать прыжок, и сильно напоминал льва или тигра, подстерегающего добычу.
Мы стали глядеть в ту сторону, куда глядел он, и скоро поняли, на что он смотрит. Происходило странное явление. Обломки шевелились, хотя никого около них не было. Кто-то невидимый осторожно, тихо, чтобы не обратить внимания, передвигал их, переносил, перекладывал, и все это делалось обдуманно и методично.
Мы смотрели вытаращенными от страха глазами. Нас ослепила догадка. Тут были Вильгельм Шториц и его лакей. Работали невидимки, но работа была видна.
Вдруг послышался бешеный крик. Со своего места мы увидели, как капитан Гаралан одним прыжком бросился к обломкам и натолкнулся на какое-то невидимое препятствие. Мы видели, что он то двигается вперед, то отступает, наклоняется, выпрямляется, вообще делает такие движения, как будто борется врукопашную с невидимым врагом.
— Ко мне! — крикнул капитан Гаралан. — Я его держу!
Я и поручик Армгард бросились к нему.
— Я держу этого негодяя, я его схватил! — повторял капитан Гаралан. — Ко мне, Видаль! Ко мне, Армгард!
Вдруг я почувствовал толчок от невидимой руки и почувствовал у себя на лице чье-то горячее дыхание.
Да, это рукопашная схватка. Схватка с невидимым врагом! Кто бы он ни был, Шториц или кто другой, но мы его не выпустим и заставим сказать, куда он девал Миру.
Выходило опять совсем так, как я говорил Штепарку. Шториц мог делаться невидимкой, но материальность его при этом сохранялась. Он не делался призраком. Он тут, мы его схватили, держим, и, конечно, удержим, несмотря ни на что.
Я держу его за одну руку, Армгард за другую.
— Мира? Где Мира? — лихорадочно задавал вопросы пленнику капитан Гаралан.
Ответа нет. Негодяй вырывается, борется. Он оказывается очень сильным. Если он вырвется, то сейчас же убежит, скроется, и мы никогда больше его не увидим.
— Скажешь ли ты, где Мира? — повторяет капитан Гаралан вне себя от ярости.
Наконец раздается ответ:
— Никогда!.. Никогда!..
Голос запыхавшийся, но узнать его все-таки можно. Это голос Вильгельма Шторица.
Борьба может затянуться. Нас трое против одного. Как ни силен наш противник, все-таки он долго сопротивляться не может. Вдруг поручик Армгард получил сильный толчок и упал в траву. В ту же минуту я почувствовал, что меня кто-то схватил за ногу и опрокинул. Я невольно выпустил руку, которую держал. Капитан Гаралан получил удар прямо в лицо. Он пошатнулся, взмахнул руками…
— Вырвался!.. Вырвался! — закричал он.
Поручик лежал на траве почти без сознания. Я бросился на помощь Гаралану. Напрасно. Мы ловили пустое место. Шториц убежал.
Но вот из-за деревьев на площадку вышли люди. Много людей. Другие перелезают со стороны решетки; третьи перелезают через забор; четвертые выходят из развалин сгоревшего дома. Их много, их сотни. Они подходят стеной, держась локоть к локтю. Подходят тремя рядами. Первый ряд одет в местную полицейскую форму. Второй и третий в форму граничар. В один миг они образуют кольцо, которое постепенно сжимается.
Тут мне становится понятен оптимизм Штепарка. Узнав о планах Шторица от самого Шторица, он принял надлежащие меры, и сделал это с изумительным мастерством. Когда мы входили в сад, мы не видели ни одного человека из собранных им сотен — до того ловко он сумел всех их спрятать.
Круг, в центре которого мы стоим, все сжимается и сжимается. Нет, Шториц, шалишь, теперь ты не уйдешь, попался.
Негодяй это понимает. Возле нас раздается крик бешенства. Поручик Армгард пришел в себя и попытался подняться. Вдруг у него быстро вынимают саблю из ножен. Ею размахивает невидимая рука. Рука Шторица. Он не помнит себя от злости. Спастись он не может, зато по крайней мере может убить капитана Гаралана.
Тот также обнажает саблю. Начинается дуэль обыкновенного человека с невидимкой. Сабли скрестились…
Все это произошло так быстро, что никто из нас не успел вмешаться.
Вильгельм Шториц, очевидно, умеет пользоваться саблей. Капитан Гаралан нападает на него, сам даже не прикрываясь. Он слегка задет в плечо, но его сабля проникает далеко вперед. Слышен крик боли… Трава на лужайке приминается.
Она примялась не ветром. На нее упало тело Шторица, пронзенное саблей, насквозь прошедшей через грудь и спину. Льется кровь, и невидимое тело, по мере того, как из него уходит жизнь, принимает видимую форму и обрисовывается вполне ясно среди предсмертных конвульсий.
Капитан Гаралан бросается к Шторицу и кричит:
— Мира где! Говори, где Мира?
