Александр Петряков - Колобок
Подозреваемый расхохотался и ответил:
— А я думал, что вы опять счетчик пришли проверить. Но вижу, у вас теперь другая профессия.
— Профессия у меня все та же. И теперь хочу не счетчик проверить, а ваши документики.
— Намек понятен, — опять рассмеялся Древяскин, — заходите. Может быть, чайку или кофейку?
— Не откажусь. Только не вздумайте опять удирать. Ничего не выйдет. В парадной ОМОН.
— А-а, — протянул быстроногий, — тогда сдаюсь.
И вновь рассмеялся. И Надежда Ивановна тут поняла, что подозреваемый ей не верит. И ясно было почему. Если бы она могла сейчас видеть себя со стороны… Даже и не искушенному в психологии человеку стало бы понятно, что дамочка слегка не в себе. Надежда Ивановна поймала себя на том, что готова тут же броситься ему на шею. Быстроногий видел это, что называется, невооруженным глазом, и решил тут же воспользоваться ситуацией. В прихожей, где они находились, было довольно тесно. И единственно возможной позой могла быть только ракообразная. Поэтому Древяскин после крепкого и продолжительного поцелуя задрал юбку Надежде Ивановне на спину и, полюбовавшись открывшимся задним видом, опять рассмеялся и сказал:
— Как прекрасно у Нади сзади.
Расстегивая молнию на джинсах, добавил:
— Как-то Надя шутки ради
Ильичу давала сзади.
Так родился реферат
«Шаг вперед и два назад».
Надежда Ивановна готова была рухнуть от смеха на колени, но крепкие руки спортсмена удержали ее. Ну а потом он сделал шаг вперед…
Когда любовная игра была закончена, и любовники сидели на кухне и пили чай, удовлетворенная Надежда Ивановна спросила:
— Ну и что мне с тобой теперь делать?
— Ну, если ОМОН меня еще дожидается, придется уходить по крыше. Если ты не возражаешь, конечно.
— ОМОН — блеф.
— Я так и думал.
— Но ты и без ОМОНа от меня никуда не денешься, — рассмеялась Надежда Ивановна и потрепала Древяскина по голове, — куда ж я такого славного Колобка отпущу? И не надейся, мой сладкий.
— «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…».
— От лисы-то не ушел.
— Какая ты лиса?
— Ну, не будем об этом. Какие у тебя красивые сильные руки, — Надежда Ивановна стала гладить запястья собеседника.
Незаметным быстрым движением вдруг вытащила наручники и ловко защелкнула их на руках Древяскина. Тот дернулся, но было уже поздно. Подозреваемый улыбнулся и заметил:
— Ноги у меня — главное. Так что…
— И это тоже предусмотрено.
Надежда Ивановна вынула из спортивной сумки Древяскина его странную, на очень высокой подошве, обувь.
— Не ноги у тебя, милый, главное, — сказала она, — а вот этот беговой инструмент. Я это поняла еще тогда, когда к тебе пришла в первый раз. Сразу обратила внимание на твои волшебные башмаки. Похоже, с пружинками. Сам придумал?
— Да нет. Японец один. Профессор. Забываю все время, как его зовут. По телику увидел как-то, а потом в интернете нашел… Ну вот и сделал. Ничего сложного, оказывается.
— Ишь ты, какой умелец. Ну, вот теперь отвезу тебя в Питер, там все и расскажешь, для чего ты такие сапожки смастерил. Скольких баб ограбил и оттарабанил и так далее.
— Слушай, Надежда, неужели ты меня сдашь? После того, что между нами было? Ты мне очень нравишься, и я готов…
— Неужели готов? А я вот не готова. Тоже мне жених. Грабитель ты и подлец. Сиди и не рыпайся. Где тут телефон?
— В гостиной, на буфете.
Надежда Ивановна была преисполнена чувством собственного достоинства. Она умудрилась, по пословице, и рыбку съесть, и на… сесть. И теперь предвкушала служебные лавры. Представляла себе, как утрет нос Макарову, который ее не только недооценивает, но и всякий раз подкалывает.
Надежда Ивановна поднялась со стула и двинулась в гостиную, не подозревая, что совершила очередную ошибку. По женскому обыкновению она все носила в сумочке, поэтому и ключик от наручников по привычке бросила туда. Сумочку, когда ушла звонить, оставила на кухонном диванчике. Она позвонила подполковнику Евстигнееву. Тот долго выяснял, кто она такая, потом вспомнил о Макарове, и устало спросил: «Ну что у вас?» Надежда Ивановна доложила, что задержала преступника и просит за ним приехать, а затем отправить в Петербург.
Но когда вернулась на кухню, задержанного там уже не было. Не было и ее сумки на диванчике.
23
После двухдневного ненастья, когда тучи на небе устраивали большую стирку, над Петербургом вновь появилось солнце и отстиранные добела облака. Лужи на набережной сияли, как зеркала, и Макаров был полон радужных надежд, когда приближался к гранитной лестнице, спуску к Неве, напротив университета. Увы, его надежды не сбывались: каменная площадка у воды была пуста. Напрасно майор проторчал тут еще добрых полчаса, прекрасная Виктория так и не появилась.
На другой день Игорь Андреевич вновь стоял у парапета в смутной надежде увидеть утреннюю фею, но потом подумал, что он ей даже не позвонил в эти ненастные дни, не спросил, когда сможет увидеть. Так чего же теперь тут дожидаться? Он вздохнул, закурил и сел на нагретую солнцем гранитную ступеньку. И опять стал гадать: звонить или не звонить? Почему, собственно, он так боится ее игривого смеха? Игорь Андреевич докурил сигарету и поколебался: бросить ли окурок в Неву или притушить о ступеньку и выбросить потом в урну? Любовь к порядку победила, и он спрятал окурок в карман. Поднимаясь по лестнице, Игорь Андреевич почуял тот самый запах духов, что слышен был, когда шел следом за прекрасной Викторией, точнее, когда она возле Тучкова моста остановилась. Подняв глаза, куда, увидел яркое красное пятно ее платья и услышал игривый смех. Несчастный влюбленный просто опешил и не знал, куда себя деть. Он чувствовал себя злоумышленником, застигнутым на месте преступления. Но все его мимолетные терзания были развеяны одним ее словом:
— Привет, — и тут же послышался ее игривый, льющийся ручейком смех.
— Здравствуйте, — выдавил из себя покрасневший Игорь Андреевич и опустил глаза, потому что красное ее платье вдруг вздулось под порывом ветра, и он увидел ее ноги выше колена. И еще выше… Виктория вновь рассмеялась:
— Вот и свиделись.
Макаров покраснел, дыхание вдруг пресеклось, и он подумал о себе, как о рыбе, попавшейся на крючок и выброшенной на горячий гранит. Чаровница в красном платье, подмечая это, журчала ручейками смеха. Игорь Андреевич хотел было подняться со ступеньки, но Виктория уже присела с ним рядом и сказала:
— Камень-то нагрелся, как печка. Я в детстве каникулы в деревне проводила. Вот и помню, как приятно на печке лежать.