Эмилио Сальгари - В дебрях Атласа
Неизвестно, был ли ранен лев, но он продолжал наступление. И Афза подняла ружье, между тем как граф заряжал пистолет.
Выстрел Хасси оказался роковым для царя лесов. Сделав резкий скачок, он тяжело упал на землю менее чем в двадцати шагах от махари Хасси аль-Биака.
В то время как магнат, мавр и Звезда Атласа так счастливо избавились от ужасного врага, Ару и тосканец боролись с львицей, нападавшей с не меньшей яростью, чем ее товарищ, хотя она и была ранена.
Более хитрая, чем самец, она чисто по-женски прыгала то вправо, то влево, избегая выстрелов, направленных в нее. Ей удалось схватить Ару и стащить его с седла, и она пыталась раздробить ему череп своими могучими челюстями.
При крике несчастного граф, Энрике и Хасси соскочили со своих махари и с ятаганами в руках бросились на львицу. Энрике, у которого пистолет был еще заряжен, первый оказался около нее.
Приставить оружие к уху зверя и выстрелить было делом одной минуты. Смерть последовала моментально. Пуля раздробила череп львицы в то мгновение, когда она готова была вонзить зубы в голову негра.
— Бедный черный папаша, — воскликнул Энрике, быстро поднимая его. — Она отгрызла у тебя ухо.
—Да нет, синьор, — ответил негр, силясь улыбнуться. — Досталось только моей чалме.
— Где же лев?
— Убит, — ответил мадьяр.
— Пора было отправить его душу в леса Экваториальной Африки, если правда, что там находится рай и ад всех диких зверей Черного материка.
— Кто это сказал тебе? — спросил граф смеясь.
— Один араб, выдававший себя за потомка Магомета и зарабатывавший на хлеб, показывая, что ест колючие листья индийской смоковницы и жжет себе ноги раскаленным железом.
— Мне кажется, у тебя от алжирского солнца в мозгах помутилось, — сказал граф.
— Вот еще выдумал: в мозгах адвоката, да еще неудачника! Или в Нижнем Алжире уж и шутить запрещено?
— Ты, кажется, готов шутить даже перед смертью в пасти льва или леопарда.
— Не пророчь!
В эту минуту Хасси, осматривавший львицу, чтобы увидеть, куда она ранена, вздрогнул.
— Что с тобой, папаша Хасси? — спросил Энрике. — Или землетрясение?
— Спаги.
— Ты бредишь?
— Мавр никогда не ошибется, услыхав конский топот на песчаной почве, — сказал Хасси серьезно.
— Я ничего не слышу, — сказал граф.
— Посмотри на Ару: он тоже прислушивается. Он старается уловить звук, который, вероятно, еще не может определить. Мы — дети великой пустыни.
Несмотря на свою привычку к войне, граф и тосканец, напрягая свой слух, не могли уловить ни малейшего звука, доносящегося по воздуху или по земле.
— В седла! — скомандовал мавр. — Погоня за нами опять начинается.
— Когда же ей конец? — спросил Энрике с досадой.
— Когда мы достигнем Атласа и окажемся под покровительством сенусси, — ответил мавр. — Нельзя терять ни секунды, пока дорога еще свободна.
Все вскочили в седла, и махари быстро двинулись вперед под предводительством мавра. К счастью, почва была еще сыра и пыль не поднималась.
Хасси аль-Биак, опытный верблюдовод, так же как Ару, был прекрасным наездником и обладал секретом заставлять махари нестись вскачь.
По временам он затягивал однообразную песенку, все возвышая голос, и умные животные, слушая это пение, прибавляли шагу и неслись галопом.
Бактриан не слушается человеческого голоса и не понимает хорошего обращения; махари же понимает и то и другое и, по-видимому, ценит ласку.
Равнина расстилалась без конца — пустынная, невозделанная, необитаемая, только кое-где покрытая мелким кустарником и группами полузасохших пальм.
Лишь на большом расстоянии беглецы могли видеть роскошные группы финиковых пальм, под которыми, вероятно, скрывались небольшие дуары.
Хасси по временам нагибался к земле, будто стараясь уловить отдаленный шум, затем снова погонял своего махари голосом и уздой, хотя бедное животное и так, громко втягивая воздух, мчалось с быстротой поезда. Такая скачка продолжалась уже часа четыре, когда на горизонте обрисовалась небольшая возвышенность, а за ней какая-то четырехугольная белая масса.
— Кубба Мулей-Хари! — сказал Хасси. — Наконец-то. Там мы найдем надежное убежище, где отдохнем»
— И залечим переломанные бока, — добавил Энрике. — Мы мчимся, как будто у наших славных махари выросли крылья; хотя все же удобнее ездить на настоящих арабских лошадях… Я весь разбит.
— Привыкнешь, — сказал граф. — Вот жена не жалуется, хотя и не служила в знаменитом Иностранном Легионе.
— Ты прав, граф, и я краснею перед ней; но ведь надо помнить, что я родился в Италии, а не в Алжире. Твоя жена — дочь пустыни, а я — сын… страны прекрасных жареных камбал. Какая жалость, что они не ловятся в здешних песках.
— Здесь, мой милый, ловятся только львы, леопарды да изредка каракалы23. Своих камбал поешь, вернувшись к себе.
— А что я там стану делать?
— Будешь представлять из себя адвоката-неудачника.
— Нечего сказать, приятная перспектива! Нет, я предпочитаю превратиться в туарега — рыцаря пустыни.
— Ты полагаешь, друг, что граф Сава не знает благодарности?
— Нет… В твоей стране ведь учат медведей плясать?
— Ах, убирайся ты к дьяволу! — воскликнул граф.
— Не спеши, дружище. Я прежде посмотрю на чудные горы, где родилась твоя жена.
— Леса, бесконечные леса, — вмешалась Афза, не пропустившая ни слова из разговора приятелей.
— А еще что?
— Еще? Гиены и львы.
— Рай для охотников! Есть ли, по крайней мере, слоны? Хорошо бы привезти с собой на родину сотенку клыков и основать фабрику изделий из слоновой кости. Что ты скажешь, граф, по поводу моей блестящей мысли?
— Гм! — произнес магнат. — Вряд ли ты найдешь там слонов. Зато можешь собрать прекрасную жатву львиных когтей и начать торговлю ими. Говорят, они теперь хорошо идут в качестве брелоков.
— Ты хочешь, чтобы меня сожрали звери, прежде чем я уеду из Алжира? Это страна двуногих и четвероногих людоедов.
— Кубба! — прервал их Хасси.
— Хороший кубик для игры в кости, — пошутил тосканец. Однако здание представляло из себя куб только в нижней своей части.
Куббы — здания большей частью некрупные — состоят из четырех стен, всегда белых, и купола из сухой глины, очень неплотного, так что дожди размывают его через несколько лет, и он требует постоянной починки.
Подобные живописные мечети разбросаны в большом количестве в Нижнем Алжире, Триполитании, Тунисе и Марокко. Они служат гробницами марабутов24 и посвящены святым, признаваемым исламом.
Несколько пальм дают куббе свою тень, и почти всегда по соседству находится ключ прекрасной, свежей воды, из которого верблюды утоляют свою жажду.
