Александр Барченко - Доктор Чёрный

С мостика затопали ноги, и рядом с Беляевым очутился штурманский помощник.

— Помните, что я вам нынче говорил? Так и вышло… Да иначе и нельзя, если в этих широтах да при такой погоде полным ходом переть… Отплавал наш «Фан-дер-Ховен»!

— Гребных судов, кажется, на всех хватит?

— На всех-то на всех, да что толку?.. Миль на пятьдесят, если не больше, с линии сбились. Хорошо, если случайно наскочат пароходы, а если нет? Полтораста миль на вёслах придётся идти. Погода нынче такая, а завтра шторм может развести. Дело весеннее!..

— По телеграфу снесутся?

— По какому? Наш телеграфист с первой шлюпкой лыжи навострил. Куда и усталость девалась и сон! Вон шестёрка, на самом горизонте. Инженеры у нас не умеют, без практики ничего не выйдет. Да и кому охота здесь оставаться? Всякому своя шкура ближе к телу.

— Значит, в телеграфе нет никого?

— Пошёл штурман… Да у него ничего не выходит. Он и шифра не знает… Однако пойдёмте, пора… Начали команду сажать. Куда вы?

Беляев молча бросился на командирский мостик.

Помощники капитана вместе со старшим инженер-механиком в чём-то горячо убеждали капитана, сумрачно, с нахмуренными бровями глядевшего в одну точку, куда-то на горизонт.

— Глупое и бессмысленное самопожертвование! — сердито кричал толстяк инженер. — Оставаться на пароходе с вашей стороны так же глупо, как глупо было нестись таким ходом после предупреждения штурмана. Если вас беспокоит моё давешнее заявление, я сию минуту при всех беру свои слова назад, кстати, они ещё и в журнал не занесены. Чего ж вам беспокоиться?

Командир молча покачал головой.

Беляев, видевший его всего один раз, в этом бледном, одухотворённом глубоким, серьёзным чувством лице не узнал наглой жёсткой физиономии, встретившей его при явке на службу.

— Не делайте глупостей, генерал! — настаивал старший инженер. — Мы все и команда свидетели, что вы вели себя во время катастрофы выше всяких похвал. Компания отнесётся к вам снисходительно, я убеждён… Я понимаю, если бы вы ещё хорошо владели телеграфным аппаратом, тогда это имело бы смысл, а теперь…

— Благодарю, господа! — твёрдо прозвучал взволнованный голос капитана. — Благодарю тем более, что не заслужил и не заслуживаю такого отношения с вашей стороны. Спасибо! Эту последнюю минуту я не променял бы на целую жизнь… Спасибо! Но… властью, данною мне как командиру, приказываю, слышите ли, приказываю немедленно руководить посадкой команды на гребные суда, садиться самим и немедля отваливать… Немедля! Всякого, не исполнившего приказания, застрелю с мостика, как бродячую собаку. Меня потрудитесь оставить в покое. Генерал Фан дер Ливен привык отвечать за себя сам, даже в том случае, если судьба толкнула его в капитаны коммерческого судна… Немедленно очистить мостик!

— Вы не можете запретить нам пожать вашу руку! — тронутым голосом крикнул толстяк инженер. — Генерал! Простите ли вы меня за мои столкновения с вами?

— Вы всегда были правы, товарищ! — возразил командир, торопливо пожимая руки офицерам. — Ну а теперь марш, марш на гребные судна… Это что за субъект ещё? Что вам здесь нужно?

— Это наш новый электротехник, генерал! — заметил Беляева старший инженер. — Вы не туда попали.

— Туда, туда! — перебил Беляев и, обратившись к капитану, прибавил: — У вас не хватает телеграфиста?

— Ну?

— Предлагаю свои услуги.

— Вы с ума сошли! — вскинулся старший инженер. — Вы затонете вместе с пароходом. Вас ничто не может спасти. Вы молодой человек. Наконец, ваших знаний здесь вовсе не достаточно. Тут нужен специалист.

— Я русский инженер-электрик! — просто ответил Беляев, обращаясь к капитану. — Я достаточно подготовлен… знаю оба кода, морской и континентальный… Пустите меня в телеграф!

— Можете! — отрывисто кинул ему капитан. — Вы знаете, как пройти? А вы, господа, долой с мостика! К гребным судам. Предупреждаю последний раз… начинаю стрелять! — Капитан угрожающе поднял маузер.

С верхнего балкончика, опоясывавшего рубку беспроводного телеграфа, Беляев видел, как офицеры двинулись к борту, как рассчитывали и сажали людей, как забрали с собой последних двух женщин, до конца уступавших свою очередь.

Беляев видел, как возле женщин очутился толстяк старший инженер, как он оживлённо толковал с ними о чём-то и как опять обернулось к Беляеву знакомое бледное лицо с большими глазами.

Беляев видел, как обе женщины с глубоким поклоном поднесли руки к губам, посылая ему поцелуй, а коротышка инженер, взмахнувши фуражкой, крикнул голосом, в котором слышались слёзы:

— Adieu, mon brave!..[7]

Сладкая и вместе жуткая спазма сдавила Беляеву горло, и, не стыдясь слёз, брызнувших у него из глаз, он распахнул дверь телеграфной будки.

Быстрым взглядом специалиста окинул он рукоятки выключателей, колесо пишущего прибора, ключ и пару резонаторов на ременном венчике. Та же обстановка, в которой ему приходилось работать прошлым летом в Кронштадте и в Нарве на практике.

Привычным движением нахлобучил он на уши резонаторы и, усевшись в кресло за аппаратом, придавил ключ.

— Кр-р-ш-ш! — словно огромным ногтем проскребло в резонаторах. Аппарат действовал, и огромная искра рванулась в темноту с вершины телеграфной мачты «Фан-дер-Ховена».

Беляев выправил ленту пишущего прибора и, наклонившись к рупору телефона, окликнул капитана. Через минуту снизу раздался ответный звонок.

— Я слушаю, — прокрякал в раковине изуродованный телефоном голос.

— Аппарат в исправности, мсье! — радостно сообщил Беляев. — Прошу точно определить положение… Шестнадцать, четыре минуты?.. Слушаю, мсье! Будьте покойны. Да!.. Сейчас начну вызов!..

— Я вам больше не нужен?! — крякнул в телефон снизу голос.

— Думаю, что нет, мсье!.. Динамо работает пока отлично… Я думаю, не нужны… Спасибо! Будьте покойны, я справлюсь.

Раковины телефона висели у него ещё на ушах, и ему было слышно, как на командирском мостике треснул сухой отрывистый выстрел. Но раздумывать над этим было некогда.

Снова нахлобучив на голову шлем с телеграфными резонаторами, Беляев завёл часовой механизм пишущего прибора и, впившись в рукоятку ключа, отрывистыми толчками принялся выстукивать сигнал бедствующего судна.

— Та-ап тап!.. — щёлкнул внезапно в резонаторах новый незнакомый звук. — Тап-та-ап… тап-та-ап…

Боясь верить своим ушам, Беляев нажал клавишу и тотчас же с восторгом убедился, что на ленте пишущего прибора появились значки.

— М-м-м… «Морской код», — разбирал он с трудом от волнения. — Британик. Нью-Йорк — Соутгемптон. White Star… Кто вызывает?