Жена дитя - Майн Рид Томас

– А не вспомните, как они выглядели?

– Помню. Один из них приходил часто и выходил вместе с леди. Плотный джентльмен со светлыми волосами и круглым полным лицом. Иногда с ним был другой джентльмен, помоложе и с худым лицом. Они часто ездили верхом с молодыми леди. Ездили на Роттен Роу. И еще, я думаю, в оперу.

– А имен их вы не знаете?

– Нет, сэр. Они приходили и уходили, не оставляя карточки; отослали только в первый раз, а я тогда не заметил имени. Они спрашивали, дома ли миссис Гирдвуд, а потом поднимались в номер, который занимала семья. Похоже, они близкие друзья.

Свинтон понял, что больше этот человек никакими сведениями не располагает. Он повернулся, собираясь уходить; служащий предупредительно распахнул дверь.

Но тут в голову Свинтону пришел еще один вопрос.

– Миссис Гирдвуд ничего не говорила о том, что собирается вернуться – в отель, я хочу сказать?

– Не знаю, сэр. Если минутку подождете, я спрошу.

Снова оракул исчез внутри; и опять отрицательный ответ.

– Проклятая неудача! – шипел Свинтон сквозь зубы, спускаясь по ступенкам отеля и останавливаясь на плитах тротуара внизу. – Проклятая неудача! – повторил он, нерешительно поворачиваясь и двигаясь по улице «наших лучших магазинов».

– Один из них, конечно, Лукас, второй – этот нахал. Я должен был бы знать, что они уедут из Нью-Йорка, ничего мне не сказав. Должно быть, уплыли на следующем пароходе; пусть меня повесят, если я не начинаю думать, что то посещение игорного дома было ловушкой – заранее обдуманным планом, чтобы помешать мне следовать за ними. Клянусь Богом, план удался! Несколько месяцев пришлось добывать деньги на обратный проезд! Я приехал, а их нет; и один Бог знает, где они! Будь проклята эта неудача!

Рассуждения мистера Свинтона объясняют, почему он раньше не появился в отеле на Бонд-стрит, и показывают, что миссис Гирдвуд ошибалась, думая, что он о них забыл.

Тысяча долларов, помещенных в Нью-Йоркский банк, были всеми его деньгами; после продажи драгоценностей жены, которые и так были заложены, выяснилось, что можно оплатить только один билет через океан.

Фэн не соглашалась оставаться – Бродвей оказался для нее менее удачен, чем Риджент-стрит, и им обоим пришлось остаться в Америке, пока не раздобудут денег на два билета.

Со всем талантом мистера Свинтона к карточной игре на это ушло несколько месяцев.

После отъезда из Нью-Йорка его друга мистера Лукаса он больше не встречал голубой – только ястребов.

Земля свободы для него не годилась. Птица на ее гербе, истинный представитель рода хищников, казалось, вполне соответствует характеру граждан, и как только было получено достаточно денег, чтобы купить два места на «кунарде» – второго класса, разумеется, – супруги отправились в поисках более подходящего климата.

Вернулись они в Лондон, располагая только одежой, которая была на них; сняли квартиру в дешевом районе, в котором почти каждая улица, площадь, парк и терраса носили имя Вестберн.

Дойдя до конца Бонд-стрит, Свинтон повернул в ту сторону; сев на двухпенсовый «бас», он вскоре вышел недалеко от своего жилища.

– Уехали! – воскликнул он, входя в недавно снятую квартиру и обращаясь к красивой женщине, живущей с ним.

Это была Фэн – раздраженная и напряженная, но снова в женском платье. Фэн, у которой почти отрасли прекрасные волосы, больше не одетая лакеем, но вернувшая себе достоинство жены!

– Уехали? Из Лондона? Или только из отеля?

Вопрос свидетельствует, что она по-прежнему в курсе планов мужа.

– И оттуда и оттуда.

– Но ты ведь знаешь, куда они уехали?

– Нет.

– Думаешь, они покинули Англию?

– Не знаю что и подумать. Выехали из Кларендона двадцать пятого – десять дней назад. И как ты думаешь, кто приходил к ним в гости?

– Не знаю.

– Угадай.

– Не могу.

Она могла догадаться. У нее была одна мысль, но она держала ее при себе, как и другие мысли об этом человеке. И если бы произнесла его имя, оно прозвучало бы «Мейнард».

Но она ничего не сказала, предоставляя мужу возможность объяснить.

Он так и поступил, развеяв ее догадку.

– Это был Лукас. Тот крепкоголовый грубиян, с которым мы встретились в Ньюпорте, а потом в Нью-Йорке.

– Да; лучше бы ты с ним никогда не встречался. Он оказался бесполезным спутником, Дик.

– Знаю. Может, я с ним еще посчитаюсь.

– Итак, они уехали. Вероятно, это конец. Ладно, пусть будет так, мне все равно. Я довольна уже тем, что снова оказалась в моей родной старой Англии.

– В такой дешевой квартире?

– В любой. Лачуга здесь лучше дворца в Америке! Я предпочитаю жить на лондонском чердаке или в такой жалкой квартире, чем стать хозяйкой богатого дома на Пятой авеню, в котором ты с таким удовольствием обедал. Ненавижу эту республиканскую страну!

Слова вполне достойны произнесшей их женщины.

– Я еще стану хозяином, – ответил Свинтон, имея в виду не страну, а дом на Пятой авеню. – Стану его хоязином, даже если на это придется потратить десять лет.

– Ты намерен отправиться за ними?

– Конечно. Я не собираюсь сдаваться.

– Может, ты упустил последнюю возможность. Этот мистер Лукас мог попасть в милость леди.

– Ба! Мне нечего опасаться с этой стороны – такой простой и некрасивый тип! Конечно, он тоже охотится на нее. Что с того? Он не того стиля, который нравится мисс Джули Гирдвуд. К тому же, у меня есть основания полагать, что матушка этого не допустит. Если я и упустил возможность, то за это нужно благодарить только тебя!

– Меня! А я тут при чем, хотела бы я знать?

– Если бы не ты, я был бы здесь несколько месяцев назад; и сумел бы помешать их отъезду; или, еще лучше, нашел бы предлог отправиться с ними. Вот что я мог бы сделать. Мы потеряли много времени, добывая деньги на два билета.

– Конечно! И я должна за это отвечать? Мне кажется, я свое дело сделала. Похоже, ты забыл, что продал мои золотые часы, мои кольца и браслеты, даже мой бедный футляр для карандашей!

– А кто все это тебе дал?

– Как хорошо, что ты это вспомнил! Я жалею, что принимала все это!

– А я – что давал.

– Негодяй!

– Ты ловко подбираешь слова – все отвратительные.

– У меня есть для тебя еще одно, еще отвратительней! Трус !

Это его проняло. Возможно, единственное слово, способное его затронуть: он не только чувствовал, что это правда – он знал, что жена знает это.

– Что ты хочешь этом сказать? – спросил он, неожиданно покраснев.

– То что сказала. Ты трус и знаешь об этом! Ты можешь оскорбить женщину, если тебе не грозит опасность; но когда против тебя мужчина, ты трусишь и ни на что не способен. Вспомни Мейнарда!

Впервые подобное обвинение было произнесено открыто; хотя не один раз с Ньюпорта думала она о той хитрости, с помощью которой ее муж избежал встречи с человеком, имя которого она произнесла. Он считал, что она только подозревает и ничего не знает о содержании письма, доставленного слишком поздно. Он изо всех сил старался это скрыть. Судя по ее словам, она знает все.

И она действительно знала. Джеймс, коридорный, рассказал ей, о чем говорят слуги в отеле; добавив к этому свои собственные наблюдения, она все поняла. Она знала, что ее подозрения тревожат Свинтона; но ее знание вывело его из себя.

– Повтори! – воскликнул он, вскакивая на ноги. – Повтори, и клянусь Господом, я разобью тебе голову!

С этой угрозой он схватил стул и занес его над ее головой.

Хотя они и раньше часто ссорились, но до такого никогда не доходило. Он угрожает ударить ее. Она не обладает ни ростом, ни силой – только красотой, а ее муж – и тем и другим. Но она по-прежнему не верила, что он ее ударит; и понимала, что если дрогнет, должна будет всегда ему покоряться. Даже не сможет демонстрировать вызов.

Поэтому она сказала еще резче:

– Повторить? Помнишь Мейнарда? Мне не нужно тебе напоминать: ты и так не забудешь его!