Пробег - Олег Анатольевич Рудковский
Я включил музыку. Тихо-тихо, для фона. Музыка уничтожает слова, а я хочу быть услышанным. Боль разорвет меня изнутри, скоро разорвет, но пока не время. Пока я не могу ей этого позволить.
Еду на медленной скорости. Я плачу, плачу, плачу на всем протяжении пути, я не представляю, сколько в человеке слез, но они текут безостановочно. Я плачу по своей ушедшей любви, которую судьба отняла у меня, и я ненавижу судьбу, ненавижу эту красоту вокруг, ненавижу напыщенное существование. А вот она, деревня Самодуровка. Там, как мы помним, дурят. Я смеюсь сквозь слезы. Я не успел рассказать ей об этом приколе. Я многое не успел ей рассказать.
Мне это кажется, или же в самом деле сегодня чересчур много машин на трассах? Куда все рванули, хотелось бы знать? День вроде рядовой, будний. Сегодня я взял у Марата отгул, чтобы окончательно похоронить свою любовь. А что же остальные? Спешат по делам, едут в гости к друзьям и родственникам? Жизнь продолжается, а если у меня она сломана, то это не в счет.
Я еду… Господи, какое же это чудо — когда нет страха, а есть лишь путь. Короткий или длинный, стандартный забег или сумасшедшее ралли — какая разница! Дело не в оттенках, дело в езде.
Я сворачиваю направо. Я опоздал немного к сроку, назначенному мной самим, но именно так и предполагалось изначально. Пусть машины схлынут. Я не могу двигаться в общем потоке, мне нужно будет остановиться у ее могилы. Я не хочу быть на виду, а потому поеду следом за всеми.
Нет, определенно много машин… В прошлый раз, когда я подъезжал к этому перекрестку, чтобы выехать на оренбургскую магистраль, я стоял у светофора первым, а теперь в хвосте колонны. Интересно, они направо свернут или налево…
И вдруг меня пронзило. Я вдруг все понял. И не огромное количество толпящихся у перекрестка машин заставило меня осознать правду. А странно-растерянные лица людей в форме, сотрудников ГИБДД, что столпились на перекрестке… пытаясь сделать невозможное. Пытаясь управлять стихией. Стихией боли и слез.
БОЖЕ МОЙ, ОНИ ВСЕ ЗДЕСЬ!!!
Сплошной, бурный, невыносимо насыщенный поток двигался наперерез мне по оренбургской ветке. Светофор истошно мигал, зеленый сменялся красным, вновь зеленым. На него не обращали внимания. Машины текли и текли наперерез, не пропуская сбоку. Постовые в панике крутили жезлами. Бесполезно. Отовсюду раздавались звуки клаксонов. Кто-то надрывно завопил в рупор, приказывая машинам остановиться и пропустить тех, кто подъехал с моей стороны. Впустую.
Беспредел. Я создал на дороге беспредел, аналогов которому еще не было. Это все они. Это наша семья. Это «Сеть».
«Десятки» и «Мерсы». «Москвичи» и «Шевроле». «Жигули» и «Хонды». «Джипы» и «Мазды». «99» и «Мицубиси». Перед нами проносился весь мировой модельный ряд автомобилей. Цвет автомобилизма. Они шли впритирку друг к другу на скорости около 60 км/ч, игнорируя светофор, игнорируя правила и постовых, игнорируя мир. Поминальная процессия длиной в тысячу световых лет.
Я выкрутил руль, надавил на газ, вылетел на обочину. Кто-то пронзительно мне засвистел, еще один патрульный понесся мне наперерез, испуганно махая жезлом. Я отвернулся. Я должен быть там, с ними, с членами семьи. И я буду там.
По обочине я обошел длинную очередь, бесплодно ожидающую конца потока. Вам долго придется ждать, друзья мои. Вам придется, простите и не держите на меня зла. Разбилась Блондинка, моя Блондинка, и мне, по правде говоря, плевать на вас на всех.
Я врубил свет дальних фар и нажал на клаксон. Притерся к крайней «десятке». Еще некоторое время двигался правыми колесами по обочине оренбургской дороги. Потом «десятка» подвинулась, и я нырнул в поток.
Мы неслись вперед, наращивая скорость. Мы неслись все вместе. Все без исключения откликнулись на мой призыв. Они все здесь, вот они — те, с кем я общался, те, кто писал мне сообщения. «Ястребы» и «птицы», «трубы» и «рефрижераторы». Мы шли бок о бок в три ряда по трассе, друг за другом. Я посмотрел налево, на водителя «десятки», которая продолжала идти параллельно. В этот момент парень тоже взглянул в мою сторону, и я разглядел в его глазах слезы.
Он кивнул мне, не зная, кто я. Я кивнул ему тоже. Мы не были знакомы друг с другом, но были братьями. Нас объединила любовь к Блондинке.
Его я разглядел еще издали. Памятник, посвященный ей, — я различил его за несколько километров. Я продолжал держаться крайнего правого ряда. Скорость заметно упала. Мы сбавляли скорость, чтобы почтить ее память. Я включил поворотник и прижался к обочине.
Это был не памятник. Это был мемориал. Это было чудом. Площадка громадным полукругом восставала со дна впадины. Наверху площадка была огорожена витиеватым заборчиком, а внутри я разглядел несколько скамеечек. И были цветы. Цветы выносили из машин, которые на минуту останавливались, чтобы тут же уступить место другим. Цветы летели из салонов автомобилей, которые не имели возможности притормозить. Весь мемориал был завален цветами, он пестрел и сиял, но было это сияние погребальным.
Остановившись невдалеке, я какое-то время сидел без движения. Впереди стояло еще несколько автомобилей — сплошь черные «джипы», рядом с которыми столпились незнакомые мне люди. Ее родственники. Я вышел из машины, открыл заднюю дверцу, достал корзину с цветами, которую купил еще вчера. Я не стал закрывать двери. Здесь не было чужаков, чтобы запираться. Только члены семьи.
Я прошел мимо людей из «джипов» и ступил на мемориальную площадку. Я старался идти осторожно, но все равно раздавил по пути несколько красных и желтых бутонов, которыми было усыпано здесь все. Проследовал мимо скамеечек, на которых в более спокойный день кто-нибудь мог посидеть и поразмыслить. А дальше…
Я увидел ее. Я увидел ее, такую же, как в жизни. Такую жизнерадостную, такую живую. Она смеялась мне, смеялась в лицо миру, смеялась в лицо смерти, и мне мерещилось, что еще чуть-чуть, и она сойдет с мраморной плиты, подойдет ко мне и, иронично улыбаясь, спросит:
Привет, Муха. Как трасса?
Слезы текли и текли бесконечно. Я никак не мог заставить себя сделать следующий шаг. Я смотрел на нее с расстояния. А она смотрела на всех. И смеялась… смеялась… смеялась… Теперь она будет смеяться вечно, невзгоды не властны над ней.
Наконец, я приблизился. Поставил корзину с цветами, раздвинув несколько других. Опустился на колени, придавив еще парочку бутонов. Время летело мимо
