Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию по суше
В одном из таких традиционных жилищ путешественники задержались на час, чтобы дать отогреться кучеру, сидевшему на облучке недвижно, как снежная баба, а затем сани съехали на укрытую снегом реку.
Федор Ловатин, прислушавшись к топоту рысаков, приказал вознице, управлявшему возком с провизией, побыстрее повернуть к берегу.
— Что такое? — спросил Жак, увидев, как сани изменили направление, и поняв по интонации купца, что делать это надо было быстро.
— А вы не замечаете, что удары копыт по льду стали что-то уж слишком звонкими?.. Ты тоже поворачивай, — бросил он кучеру, управлявшему их санями. — Следуй за своим приятелем и смотри ни в коем случае не сбейся с тракта.
— Да, я уловил какой-то непривычный звук, — сказал Жак. — Словно мы на деревянном полу.
— А с чем это связано? Вы можете объяснить? — обратился к Ловатину Жюльен.
Не успел Федор ответить, как раздался страшный треск. Глыбы схваченной морозом воды зашевелились вдруг на середине реки, и двухметровый ледовый панцирь площадью в тысячу квадратных метров ушел под воду.
— Вот вам, господа, и ответ на ваш вопрос, — с удивительным хладнокровием произнес торговец мехами.
— Черт возьми! — воскликнул Жак. — Нам повезло! Еще немного, и мы нырнули бы в эту бездну. Так завершилось бы наше путешествие, и завещанное мне наследство пополнило бы сейфы бразильского правительства.
Жюльен невозмутимо взирал с прибрежной дороги на жуткую, с острыми краями полынью, в которой бились друг о друга ледовые обломки.
— Примите нашу благодарность и поздравления, господин Ловатин! Как заметил сейчас мой друг, вы весьма своевременно велели возницам выехать на берег… Бедный Жак, теперь ты невзлюбишь воду еще сильнее!
— Да уж не говори… Ничего хорошего от нее не жди, если даже такой толщины лед ломается словно стекло!
— Видишь ли, Жак, пласт льда отделяли от воды футов двадцать, и, лишенный опоры, он мог в любой момент рухнуть, что и случилось на наших глазах. Так ведь, месье Ловатин?
— Так-так! И в большие морозы это бывает довольно часто.
— Не понимаю, — произнес Жак, — как могла вода, укрытая таким слоем льда, испариться и образовать пустоту?
— Она не испарилась, — сказал Федор.
— Откуда же тогда эта пустота? Объясните, пожалуйста.
— Притоки промерзают от истока до устья и перестают нести воды в питаемую ими в другое время года реку. Ее же схватывает морозом, когда она еще полноводна, и поэтому, как только поступление воды из притоков уменьшается или вовсе прекращается, под ледяным покрытием появляются пустоты — торосовые[106] ямы-отсеки, не сообщающиеся друг с другом.
— Прекрасно! — воскликнул Жюльен. — Объяснение полное и понятное. Лед, достаточно толстый, сам по себе еще держится, но ломается, стоит только чему-нибудь тяжелому надавить на него сверху. Когда мы подъехали к одной из таких пустот, удары копыт стали гулкими. Ваш опыт, месье Ловатин, подсказал вам, в чем дело, и вы вовремя изменили направление. Еще раз браво и спасибо!
— Это все хорошо, — промолвил Жак, еще не оправившийся от потрясения. — Конечно, выяснять причины некоторых явлений, а также симптомы, позволяющие их предугадать, — дело весьма занятное. Но я все же никак не пойму, почему кучер сам не свернул в сторону, не дожидаясь вашего, столь своевременного приказа.
Федор, улыбнувшись, обратился к вознице по-русски:
— Его превосходительство спрашивает, почему ты не изменил направление, приблизившись к мертвому льду?[107]
Ямщик повернулся всем туловищем к седокам, тряхнул обледеневшей бородой и бросил странный ответ, тотчас переведенный Ловатиным:
— Не знаю, батюшка, не знаю. Я так и ждал, что ты спросишь меня об этом.
— Ну и теперь ты уже ни за что не свернешь на лед?
— Сверну, если прикажешь.
— Ну ладно, а пока держись дороги, смотри не потеряй ее.
— В добрый час, месье Ловатин! — воскликнул Жак. — Будем держаться тракта, и да здравствует коровий паркет, как называют у нас во Франции сушу!
— Точнее было бы сказать «олений паркет», для придания этой идиоме[108] местного колорита, — заметил Жюльен. — Тем более что скоро мы, если не ошибаюсь, повстречаем этих замечательных представителей полярной фауны.
На следующий день, миновав без остановки Синское и Покровское — два так называемых города, похожих на Олекминск, путешественники въехали в Якутск. Жак глазам своим не поверил, оказавшись в столице губернии, на территории которой могли бы свободно расположиться пять таких стран, как Франция.
— И это — тоже город!.. — протянул он разочарованно, рассматривая отстоявшие довольно далеко друг от друга укрытые снегом деревянные дома, выглядывавшие из-за высоких заборов.
— Да, друг мой, и это тоже город, и не столь маленький, если учесть, как приходится человеку бороться с морозами, — ответил ему Жюльен.
— А расположен он очень удачно, — добавил Федор Ловатин. — Основанный неподалеку от места слияния Алдана и Вилюя, Якутск лежит как бы на перекрестке путей, по которым везут продовольствие и меха.
— Но зато какие морозы!.. А сколько в нем жителей?
— Постоянных — шесть тысяч.
— Шесть тысяч? Невероятно!
— И это не считая охотников, рыбаков и купцов, которые появляются здесь время от времени по своим делам. Что же касается тех, кто проживает тут круглый год, то это в основном чиновники и ссыльные — без последних указанная выше цифра была бы вдвое меньше.
— Думаю, только крупная выгода и грозный приказ могут удержать шесть тысяч человек в краю, где средняя годовая температура такая же, как на вершине Монблана[109], — заявил Жюльен.
— Надеюсь, мы-то здесь пробудем недолго, — заметил Жак. — Солнце заходит, едва появившись, так что день в этих местах — чистая фикция. Поскольку в городе нет никаких развлечений, а комфорта не больше, чем в чуме или избе, я предпочел бы продолжить путь. Что нам тут делать?
— Не забывайте о кое-каких формальностях.
— Ах да, паспортные визы! Но это же быстро: власти, поначалу такие придирчивые, что приходилось показывать официальные бумаги даже простым станционным смотрителям, кажется, заметно ослабили свою бдительность с той поры, как мы попали в Восточную Сибирь.
— Это потому, что здесь они уже не боятся, что ссыльные убегут, — грустно промолвил Федор Ловатин. Затем, быстро сменив тон, словно прогнав дурные мысли, сказал: — Когда вы отправитесь с визитом к генерал-губернатору, я запасусь провизией, и, как только у вас появится желание, мы тотчас тронемся в путь.
