Анатолий Жаренов - Искатель. 1973. Выпуск №2
— Эй, цыпленок цапли! — позвал ее Далька. — Давай гляди на этот куб: увидишь что — крикни.
И Даль стал жечь спички одну за другой, нагревая куб, сблизивший их с Таней.
— Вижу, — перехваченным от волнения голосом вдруг выговорила Таня.
— Чего видишь?
— Человека.
— Какого там человека? Что еще выдумала! А ну, пожги спички, я сам полюбуюсь.
Девушка послушно поменялась с Далькой местами.
Потому ли, что она более аккуратно нагревала спичками куб или он успел нагреться, как того требовалось, но в лаборатории послышался тихий прерывающийся, но явственный звук.
Далька огляделся по сторонам и увидел на соседнем столе древнюю маску, какую делали когда-то сибиряки для вторичного захоронения умершего (его останки переносили из леса, где он покоился на дереве, в родовую могилу). Далю показалось, что маска что-то говорит ему…
На самом деле «заговорил» аппарат из кубов и конусов. Звук становился все отчетливее, ритмично повторяясь, а на стороне куба все отчетливее становилось изображение… человека! И тут в лабораторию, задыхаясь от гнева и бега, ворвались Галактион Александрович и Эльга Сергеевна.
— Что вы тут делаете?
— Что за безобразие!
Таня уронила спички и растерянно пролепетала!
— Что делали? Ничего… Честное слово, целовались, и только…
— А это? — крикнул Галактион Александрович, указывая на обгоревшие спички и закоптившийся куб.
— Целовались? Выбрано замечательное время и место для поцелуев! — процедила сквозь зубы Эльга, презрительно посмотрев на Дальку. (Еще осмеливался писать ей сумасшедшие письма. А она-то их хранила!)
— Прошу простить, — хриплым, сразу осевшим (и потому напоминавшим космонавта Крутогорова) голосом произнес Даль. — Прошу простить. Тут дело хитрое. Посмотрите-ка сюда, на этот экранчик на кубике. Не хуже телевизионного. Дай мне свою знаменитую газовую зажигалку, Галя.
— Нечего портить объект, — отступил Галактион Александрович.
— Не портить, а исследовать. Не бойся, не пожалеешь. Это же эксперимент в твоей лаборатории. Ты ведь даже резать собирался, не только греть. Отчет напишешь. Статью в «Доклады».
Галактион Александрович возмущенно пожал плечами, вынул зажигалку, но, прежде чем отдать ее брату, раскурил свою неизменную трубку, которая, как он считал, украшала его. Он старался сдержать себя, как подобало солидному ученому, но не мог устоять на месте, расхаживал около стола с объектом и сердито извергал клубы дыма. Даль поднес вспыхнувшее пламя к заветному кубу, который они вместе с Таней отогревали.
Профессор, резко повернувшись от двери к столу, воскликнул:
— Ве-ли-ко-лепно!
Ничто не могло так поразить Эльгу Сергеевну, как это признание всегда непоколебимого шефа. Но она плохо знала его.
— Великолепное подтверждение моей правоты!
— Что ты узрел, Галя? — поинтересовался Далька.
— Ми-сти-фи-ка-цию! Заумную и неумную мистификацию, которую не поленились подготовить те, кто решил ввести в заблуждение весь мир.
— Что ж, по-твоему, «Черный Принц» не творение разума?
— Напротив. Несомненное творение разума, но только ЗЕМНОГО, что я и постараюсь доказать самым доскональным исследованием.
— Ты так уверен, что земного?
— Бесспорно, ибо у науки пока нет никаких оснований полагать, что разум существует еще где-либо, кроме Земли.
Даль, опустив руки, с немым укором смотрел на брата, самоуверенно дымившего трубкой и вещавшего непреложные истины.
Эльга Сергеевна, воспитанная в почитании авторитетов, в числе которых был и профессор Петров, преданно смотрела на него, стараясь, чтобы Далька заметил это.
Таня отвернулась. Ей вдруг стало так обидно, что она боялась расплакаться.
МИСТИФИКАЦИЯ
Когда поздно ночью братья вернулись домой, Галактион Александрович, сердито пыхтя трубкой, расхаживал по кабинету и отчитывал Дальку:
— Мало того, что ты легкомыслен и упрям, только этим я могу объяснить твою бездумную выходку с ключом и спичками, вдобавок ты еще и лишен всякой политической прозорливости. Не хочешь видеть пружин, движущих политическую жизнь на Западе.
— Какие уж там пружины, — усмехнулся Далька. — Здесь механизмы хитрее. Нашим специалистам по полупроводникам стоит разобраться.
— Прежде всего разберемся мы, археологи. Археология ныне включает в себя все науки! Ты правильно вспомнил о полупроводниках. Уже в наше время нет ничего невозможного в создании звучащего и показывающего под влиянием местного нагрева устройства. Прискорбно, что зарубежные достижения в этой области опять-таки были использованы для дезинформации.
— А тебе не кажется, Галя, что аппарат с нагреваемым кубом нечто вроде фонетического словаря? Каждому изображению должен соответствовать звук неведомого языка?
— Пока что мы слышали один прерывистый свист и видели одно изображение. Притом не какого-нибудь неведомого существа, а человека. Мистификаторов прежде всего должно упрекнуть в отсутствии фантазии. Неужели не могли нарисовать вместо банального человечка какое-нибудь чудовище?
— Я все время думаю: надо найти такое переключение, чтобы появился другой звук и другое, соответствующее ему изображение.
— Мне уже доводилось говорить тебе о воображении и мнимой действительности.
— А я все-таки… — начал было Даль, но рассерженный Галактион Александрович объявил, что настало наконец время и для сна. Не оборачиваясь, он ушел в свою комнату.
Утром Галактион Александрович был удивлен, что Далька не увязался с ним в лабораторию. Профессор зашел за Эльгой Сергеевной, жившей в соседнем доме, чтобы вместе с нею пойти в научный центр. Ключ от лаборатории был у нее.
Смущенная Таня на мгновение выскочила в переднюю, где, не раздеваясь, дожидался со шляпой в руке Галактион Александрович. Она простилась с ним, потому что сегодня уезжала в Томск, и извинилась за вчерашнее. Ей очень хотелось спросить о Дальке, но она так и не решилась.
Даль вышел из дома раньше брата и отправился прямо в Кибернетический центр к академику Леониду Сергеевичу Песцову.
Леонид Сергеевич Песцов был замечательный человек, ученый нового типа. Еще не старый, статный, высокий, спортивного склада, прекрасный теннисист и шахматист, великолепно знающий художественную литературу — так говорили о нем. Шестнадцати лет он поступил в университет, в двадцать лет стал кандидатом наук, а двадцати восьми — избран академиком. Ныне же он был удостоен множества научных премий и наград.
