Густав Эмар - Тайные чары великой Индии

— Признаюсь, дон Валентин, — ответил дон Пабло, садясь, — я еще совсем не чувствую аппетита.

— Тем хуже, дон Пабло, тем хуже! Заставьте себя есть. Предупреждаю вас, что вам предстоит сегодня продолжительный путь.

— Продолжительный путь! — вскричала донна Долорес с беспокойством.

— Да, — ответил, улыбаясь, охотник.

— Куда же он отправляется? — спросила она.

— Вы сами увидите, сеньорита, потому что поедете с ним.

— Я?

— Ну да, если только вы не предпочтете отпустить его одного.

— Что ж это значит? — спросил дон Пабло, роняя нож и растерянно глядя на охотника.

— Ну, ну, — весело ответил Валентин, — не пугайтесь; я могу вам сообщить одни хорошие вести.

— А, тем лучше! — наивно ответил молодой человек со вздохом облегчения.

— Дело в том, что через несколько дней в этой местности начнется истребительная война, и кровопролитие будет ужасное, впрочем, это вы знаете не хуже меня.

Молодые люди утвердительно кивнули головой и крепче прижались друг к другу.

— Я подумал, — продолжал Валентин, — что вы уже отдали свой долг несчастью, и теперь, когда вы опять соединились, вам нет надобности присутствовать в качестве актеров или зрителей на этой ужасной войне, гораздо лучше дать вам возможность в этой жизни, усеянной терниями, насладиться несколькими солнечными днями.

— О, как вы добры! — вскричали молодые люди, пожимая ему руки.

— Не знаю, право, — добродушно ответил он, — я просто человек, знающий, что значит страдание. Может быть, потому я и понимаю столько.

Он вздохнул. Несколько минут он молча ел, но вдруг живо поднял голову.

— К черту воспоминания, — сказал он. — Они превращают в ребенка самого сильного человека. Возвратимся к вам. Я вот что решил: сейчас после завтрака вы отправитесь в путь. Ваш багаж уже сложен, лошади оседланы, пеоны готовы, и, кроме того, три охотника, на которых можно положиться, проводят вас до границы поселений; со свитой в десять человек можно всюду пройти; ваши шесть пеонов, мои три охотника и вы — это составит уже больше, чем нужно, для того чтоб обратить в бегство самых смелых бандитов наших саванн.

— Я, право, не знаю, хорошо ли сделаю, если приму столько одолжений, дон Валентин.

— Милый друг, будь вы один, я не преминул бы воспользоваться вашей помощью, потому что вы храбры, честны и преданы: три качества, очень редко соединяющиеся в одном человеке. Но с вами сеньора, о которой вы должны прежде всего подумать. Не будем же больше говорить об этом, и дайте мне кончить: перейти Кордильеры, чтоб опять спуститься в саванны, было бы слишком долго и опасно, в особенности вблизи Дозерета; притом, если бы даже не было никакого препятствия, так ваше путешествие длилось бы несколько месяцев; вспомните, что мы здесь живем в неизвестной стране, на окраинах Америки. Но я придумал лучшее средство; вам надо будет проехать Соединенные Штаты. С хорошими проводниками, о, я дам вам самых лучших, — вы дня через три, не более, будете у Минозоты, а там вы уж очутитесь между цивилизованными людьми; лошади, железные дороги, кареты, всевозможные способы передвижения будут в вашем распоряжении. Не пройдет и двух недель, как вы снова будете в вашей гасиенде дель Рио-Браво дель Порте, — нравится вам это?

— О да, да, вы так добры! Как я вас люблю! — вскричала молодая девушка со слезами на глазах. — Вам мы будем обязаны нашим счастьем.

— А вы, дон Пабло, ничего не говорите?

— Я не знаю, как сказать… — в смущении заговорил молодой человек.

— Что, идя в пустыню, вы взяли мало денег, так, что ли?

— Признаюсь, дон Валентин; если вы уж сами угадали, так что ж мне скрывать. И вот теперь, несмотря на то, что я очень богат, у меня нет необходимых денег на путешествие по Соединенным Штатам, и я принужден отказаться от него и возвратиться туда, откуда пришел; У меня в бумажнике едва ли наберется пятьсот пиастров.

— Что ж, это порядочная сумма, но все-таки ее недостаточно.

— Ну, вот видите, — жалобно ответил он, — а нас еще восемь человек.

— Это правда.

— Ах, если б я знал!

— Жалеть уж поздно.

— Но надо же что-нибудь придумать! — решительно вскричала донна Долорес. — Увидите, квежидо Пабло, как очаровательно будет это путешествие, когда мы будем вместе; время так быстро пролетит, что мы и не заметим его.

— Это очень мило, сеньора, — сказал Валентин, смеясь, — но не совсем благоразумно. Я лучше придумал.

— Что же? — спросила она с любопытством.

Дон Пабло Гидальго покачал головою.

— Что, вы мне не верите!

— О, этого я не говорил, сеньор, — спохватился он.

— Ну, так слушайте. Я сказал вам, что дам вам в проводники трех охотников.

— Да, сеньор.

— Хорошо. Одного из них, которого вы знаете и сами, зовут Павлет. Ему я поручил начальство над вашим маленьким отрядом. Когда вы дойдете до американской границы, он проведет вас в один меховой магазин, может быть самый богатый во всей Северной Америке, существующий под фирмой «Мильнес, Максуэль и сын»; эти господа очаровательнейшие, милейшие люди, с которыми я уже лет десять состою в деловых отношениях. Вы потрудитесь передать им от меня это письмо.

— Это письмо? — спросил нерешительно дон Пабло.

— А я знаю, что это! — радостно вскричала донна Долорес.

— О, недоверчивый мексиканец! — вскричал Валентин со смехом. — Не бойтесь, в этом письме нет ничего компрометирующего; это не больше как открытие кредита в торговом доме «Мильнес, Максуэль и сын», для того чтоб вы могли не стесняться никакими путевыми издержками.

— Я так и думала! — сказала молодая женщина, протягивая охотнику с очаровательной улыбкой свою крошечную ручку.

— О, дон Валентин! — вскричал дон Пабло с восторгом. — Извините меня, я полудикарь, ваша деликатность меня просто смущает. Я не знаю, буду ли когда-нибудь в состоянии отблагодарить вас.

— Есть одно только средство — принять эту ссуду так же просто, как я ее предлагаю.

— Конечно, я принимаю ее с удовольствием: я оскорбил бы вас, если б действовал иначе.

— В добрый час! — весело вскричал Валентин, — теперь я узнаю вас. Я открыл вам кредит в десять тысяч долларов.

— Это слишком, я думаю.

— Вы возьмете сколько будет нужно, конечно, только уж не стесняйтесь, без излишней деликатности, потому что я гораздо богаче, чем вы предполагаете, а эта сумма для меня ничего не значит; к тому же я вас не освобождаю от этого долга и лично потребую возвращения, когда опять приеду в Сонору.

— О, если б вы это сделали, дон Валентин, это превзошло бы все наши одолжения.

— Уж сделаю, будьте спокойны.

— Дайте слово, сеньор, — настаивала донна Долорес.