Джеймс Кервуд - Старая дорога

— Я позабочусь об Антуанетте! — крикнул ему во весь голос Клифтон. — Оставайтесь здесь с Джо!

Он перевернулся навзничь и с трудом стал выбираться из-под палатки. Это удалось ему наконец. Буря умчалась дальше, рев ее постепенно замирал в восточном направлении. На смену ей снова пришел дождь. Он лил потоками. Стон стоял в воздухе. Стонало озеро. Весь мир, казалось, стонал.

Клифтон направлял свой фонарик в одну, в другую сторону, стараясь определить направление. Потом побежал и наткнулся на смятую палатку мадемуазель Сент-Ив. Из-под распластанной мокрой парусины слышался слабый голос: «Гаспар! Гаспар!»

— Я здесь! — отозвался Клифтон.

Он никогда не думал, чтобы парусина могла быть такой чертовкой. Он дергал ее, приподнимал, тащил — все безрезультатно. А голос Антуанетты, полный ужаса, по-прежнему призывал брата. Клифтону не приходило в голову вывести ее из заблуждения даже тогда, когда он добрался до нее и почувствовал, как две руки судорожно обхватили его шею. У него хватило присутствия духа, чтобы сдернуть с койки одеяло и завернуть в него стройное тело девушки, потом он взял ее на руки… В эту минуту вдали у дороги, в четверти мили расстояния, блеснул огонек. Там жили поселенцы.

— Мы пойдем туда, — прокричал он. — В той палатке все благополучно… Джо невредим, другие тоже…

Она все еще думала, что это Гаспар; дождь хлестал их; кругом все стонало; да и голова ее была завернута в одеяло.

Он близко-близко прижимал ее к себе, руки ее тесно обхватили его шею. Он чувствовал у себя на груди ее теплое, нежное, мокрое личико. Рот ее был так близко к его рту, что он поцеловал его, и было это так сладко и чудесно, что он поцеловал еще и еще раз.

— Не бойтесь, — сказал он не слишком громко.

Он вышел с ней на дорогу. Она прижималась личиком к его щеке. Он касался губами ее волос и целовал их, потом поцеловал глаза, один за другим.

— Милый Гаспар! — услыхал он ее слова.

Он задыхался. Антуанетта высвободила из-под одеяла руку и погладила его по щеке. Потом спросила о Джо, о брате Альфонсо и… о Клифтоне Бранте. При этом последнем имени рука ее чуть посильнее прижалась к его щеке. Он нагнулся, чтобы не проронить ни слова.

— Я надеюсь, что он не вернется, — говорила она. — А если вернется, ты должен отделаться от него, ради меня, Гаспар. Я ненавижу его!

Дождь утих было, но сейчас хлынул снова. Под шум его Клифтон мог говорить, не рискуя быть узнанным.

— Ты не увидишь его больше, — сказал он, — он уходит навсегда.

Он почувствовал, как она вся вдруг напряглась. С полминуты царило молчание, хотя он не сомневался, что она слышала. — Он негодяй, — добавил он и с горечью закончил: — Жаль, что он любит тебя.

Одеяло, дождь, завывание ветра, плеск воды под ногами — все помогало ему не выдавать себя. Он ускорял шаги и, нагнувшись к ее мокрым волосам, нежно ласкал их губами. Она чувствовала, сколько было в нем заботы, нежности, обаяния. Как не ценить такого брата! И ручка ее снова погладила его по щеке.

Домик поселенцев уже близко. Еще несколько минут — и всему конец. А там пойдут годы, в течение которых он будет вспоминать эту ночь. Как ошибся брат Альфонсо! Она презирает, ненавидит его. Но не в силах будет отнять у него этой минуты, когда он в темноте шлепал по грязи и по воде, держа ее в своих объятиях. Она узнает правду — завтра, сегодня, может быть… В ее глазах он будет немногим лучше Ивана Хурда…

Вот изгородь, калитка; он толкнул ее и, задыхаясь, почти захлебываясь от дождя, дошел до спасительного коттеджа. Дверь не была заперта, и, открыв ее, он громко крикнул, что разбудить обитателей домика.

Вошел он смело. С ним произошла удивительная перемена. Теперь, когда все кончено, он не станет прятаться. Было бы трусостью предоставить разоблачение Гаспару.

Комната была слабо освещена. Он остановился посредине со своей ношей на руках. Антуанетта с головы до ног завернута в одеяло. Вода потоками лила с них и быстро собиралась в лужицы у ног, на чисто выскобленном полу. Из соседней комнаты, широко раскрыв от удивления глаза, смотрели на них мужчина и женщина в длинных, до пят, ночных рубахах.

Клифтон молчал. Положение сейчас выяснится, и он предоставит девушке рассказать, что произошло. У стены стоял старый диван, на который он и опустил ее. Он прежде всего увидал ее маленькие голые ножки. Потом насквозь промокшее одеяло спустилось, открывая ее голову и плечи и одну белую, обнаженную и дрожавшую руку. Мокрые локоны ее плотно легли вдоль щек и по плечам. Клифтону хотелось упасть к ее ногам. Но он стоял неподвижно, и свет лампы падал прямо на него. Она улыбалась, стараясь отнестись юмористически к такому нелепому приключению. Но вдруг увидала его, и в глазах ее сразу отразился ужас и недоумение.

— Вы! — задыхаясь, крикнула она.

Она спрятала обнаженную руку. Пальцы ее вцепились в мокрое одеяло, натягивая его. Если бы взгляды могли убивать, Клифтон пал бы мертвым. Он в этом не сомневался.

Он попятился к дверям, слегка склонившись. Лицо его было мертвенно-бледно. Он сознавал, что для него все кончено. Глаза и губы, которые он так недавно целовал, проклинали его, хотя после первого вырвавшегося у нее восклицания Антуанетта Сент-Ив не произнесла больше 4 ни слова.

— Прощайте, мадемуазель, — сказал он.

Буря и мрак встретили его, когда он захлопнул за собой дверь. Очутившись снова на дороге, он вспомнил о брате Альфонсо и подумал, что теперь он сам узнал, каково человеку, в чьем сердце угасла надежда, чья душа умерла.

И все же он улыбался, ибо не было на земле или на небе силы, которая могла бы отнять у него воспоминание о теплом, нежном прикосновении этих губ.

Глава XIX

Ветер утих. Ливень перешел в теплый дождик. Потом небо стало светлеть, очищаться, запели петухи на фермах, забрезжил рассвет.

В лагере большая палатка вскоре была поднята и установлена, и Клифтон окончательно сговорился с Гаспаром Сент-Ив.

— Мадемуазель и вам придется пробыть в этих краях не меньше двух недель. Я буду действовать в районе Мистассини. Ровно через двадцать дней от сегодняшнего дня я встречусь с вами в Сен-Фелисьене и помогу вам свести счеты с Аяксом Трапье.

Его решительный тон не допускал возражений, и Сент-Ив заметил происшедшую в нем перемену.

— Пора приступать к делу, — добавил Клифтон в пояснение. — Если Жанно со своим гидропланом в Робервале, я к ночи буду в нашем главном штабе на берегу Мистассини.

Брат Альфонсо не появлялся, и Клифтон оставил для него запечатанное письмо. Потом поболтал немного с Джо, потрепал его по плечу, как взрослого, после чего поднял и поцеловал в веснушчатую мордочку.

— Скажешь мадемуазель Антуанетте, что я жалею… ужасно жалею, — шепнул он.