Хэммонд Иннес - Исчезнувший фрегат
— Не нужно со мной так разговаривать! Вы не имеете права. Если я говорю, что не знаю, значит, так оно и есть.
— Чушь!
Он снова шарахнул по столу и прибавил тихим зловещим голосом:
— Он в Перу. Вы должны сказать мне, где именно…
— Нет, я ухожу прямо сейчас.
В мгновение ока Уорд оказался на ногах, хватая писателя за запястье своей правой, одетой в перчатку, рукой.
— Сядьте! Вы еще не допили.
— Нет-нет, я ухожу.
Лицо Родригеса перекосилось от боли, когда искусственные пальцы стиснули его руку, заставляя его медленно пятиться к своему стулу.
— Dejame ir![67] — буквально завопил он.
— Я отпущу вас, когда вы мне дадите его адрес. Сядьте!
Уорд толкнул писателя на стул.
— У вас есть ручка? — спросил он меня, продолжая сжимать запястье Родригеса, не давая ему сбежать.
Я кивнул, и он сказал:
— Дайте ему еще вон ту бумажную салфетку, пусть на ней напишет адрес.
Родригес продолжал сопротивляться, и краем глаза я увидел, что на нас обеспокоенно смотрит хозяин. Я подумал, что он может в любую минуту позвонить в полицию. Уорд снова наклонился, давя своей массой на руку писателя, которую он по-прежнему удерживал. Родригес пребывал в замешательстве, переводя взгляд с Уорда на остальных посетителей ресторана, молча за нами наблюдающих. Потом он вдруг осел на свой стул, медленно потянувшись за ручкой, которую я ему протягивал. Она слегка подрагивала, пока он писал, затем он пихнул салфетку через стол, и напряжение покинуло его тело, когда Уорд отпустил его и подхватил бумажку.
— Кахамарка?
Он передал салфетку мне.
— Почему Кахамарка?
— Там он живет.
— Да, но почему? Почему там, а не в Лиме, не в Трухильо или в Куско?[68]
Аргентинец покачал головой, пожимая ссутуленными плечами.
— У него там гасиенда. Гасиенда «Лусинда».
— В Кахамарке. Где это?
Лицо Родригеса не выражало ничего.
— Ладно, вы там не были, вы говорили. Но вы ведь достаточно любопытны, чтобы найти город на карте? Так где это?
Немного помолчав, Родригес сказал:
— Кахамарка на севере Перу. Вдали от побережья, за Андами.
Уорд кивнул:
— Теперь вспомнил. Это там, где Писарро заманил в засаду вождя армии инков, верно?
Он неожиданно улыбнулся.
— Очень характерно.
Помолчав, как будто для того, чтобы его слова получше дошли, он продолжил, медленно и назидательно:
— Писарро был головорезом. Жадным жестоким мерзавцем.
— Он был храбрецом, — проворчал Родригес.
Они словно говорили о ком-то, с кем были знакомы.
— О да, он был тем еще храбрецом.
Уорд обернулся ко мне:
— Если вы почитаете Прескотта, то у вас сложится представление, что Писарро перешел Анды и уничтожил Великую империю инков, имея в своем распоряжении всего сорок кавалеристов и шестьдесят пехотинцев. Но это не совсем так, не правда ли?
Он снова обернулся к Родригесу.
— У него было огнестрельное оружие и доспехи, и Бог всех католиков за спиной, и поддержка целой армии союзников среди индейцев. И все же, согласен с вами, то был невероятный успех. Храбрый, очень решительный, очень стойкий человек, — продолжил он негромким, но выразительным голосом. — Не джентльмен, как Кортес, но крестьянин, с присущей крестьянам хитростью и жадностью. В мафии он бы пришелся ко двору.
Родригес снова поднялся на ноги, на его лицо вернулось выражение тревоги. Ему, видимо, не все нравилось из того, что говорил Уорд.
— Сядьте. Есть еще один небольшой вопрос, которого мы пока не коснулись.
Он указал на стул.
— Сядьте, ради бога, — сказал он, откидываясь на спинку. — Здесь, в Мексике, испанцы на каждом храме Уицилопочтли, на каждой пирамиде построили церковь или воздвигли статую Девы Марии. Вы католик, как я понимаю?
Родригес медленно кивнул, подтверждая.
— Весьма прагматичная Церковь. Много блеска.
Он, казалось, говорил сам с собой.
— Интересно, что бы сказал Христос обо всех тех ужасах, что совершались именем его. А теперь еще по всему Ближнему Востоку появились разновидности ислама, полные фанатичной злобы и ненависти.
Я не уловил смысла его отступления в религиозную тему. Думаю, и Родригес, который снова опустился на свой стул с оцепенело-печальным выражением лица, тоже не понял.
— Salud![69] — поднял свой бокал Уорд.
— Salud!
— Скажите мне, — начал он спокойным, почти легкомысленным тоном, — сколько он вам заплатил?
Писатель скосил глаза на входную дверь.
— No comprendo[70].
Дверь была открыта, и он начал потихоньку подниматься со стула.
— Вы все прекрасно поняли.
В Уорде сейчас говорил старый итонец, он по-прежнему был спокоен, но в его голосе прозвучало нечто такое, что пригвоздило положившего обе руки на стол и наполовину уже сползшего со стула Родригеса.
— Вы ездили в Перу.
— Нет.
— Вы ездили в Перу, — повторил он, — и встречались с Гомесом. Он все еще использует свое армейское звание, так ведь?
— Да, сейчас он капитан.
— Итак, вы с ним встречались.
Аргентинец ничего не ответил.
— Сколько?
Голос Уорда стал тверже.
— Я не езжу в Перу. Я приезжаю сюда, в Мехико, отсюда недалеко лететь на самолете в Сан-Франциско, к моим издателям.
— Вы ездили в Перу.
На этот раз Уорд повторил свои слова совсем тихо, но с таким выражением, что они прозвучали угрозой.
— У вас нет никаких доказательств.
— Нет?
Вопрос спокойно улыбающегося Уорда повис в воздухе. Затем он продолжил:
— Мне нужно узнать не столько то, что он вам заплатил, сколько почему он это сделал. Вы ездили в Перу… — он вынул из нагрудного кармана ежедневник и сверился с записями в его конце, — пятого марта этого года. Всего за два месяца до выхода вашей книги. Что вы собирались написать, если бы он вам не заплатил?
— Ничего. Ничего, говорю вам. Он ничего мне не платил.
Уорд снова заглянул в свой блокнот.
— По имеющейся у меня информации, ваша книга разошлась тиражом около восьми тысяч в английском переводе и двадцать пять тысяч экземпляров на испанском. Вы содержите две жены. С одной из них, в действительности любовницей, вы живете здесь, и, я уверен, она вам обходится достаточно дорого, тем более что у нее уже есть дочь. И ваша настоящая жена, которая не желает разводиться, живет в Аргентине с двумя вашими детьми, мальчиком и девочкой. Вы ездите на мощном «крайслере», у вас две квартиры — одна здесь, в Мехико, вторая в Куэрнаваке[71]. Иными словами, вы ведете весьма затратный образ жизни, более затратный, чем вы могли бы себе позволить на гонорары от двух ваших книг и статей, которые вы время от времени пишете для газет и журналов в Штатах. Итак, что вы мне не рассказали об этом человеке?
