Владимир Рыбин - Искатель. 1985. Выпуск №2
— Ты не должен быть непонятным и недосягаемым.
Он протягивает к ней руки — она его снова отталкивает.
— Юлия! — восклицает он. — Наконец-то мне все стало ясно! Я сделаю так, чтобы ты меня понимала лучше.
— Но тогда я стану другой, не такой, как сейчас. Разве тебе нужна другая?
Юлия смеется — ей весело, как на репетиции. Ей приятно, что великий ученый Натан Бронкс стоит перед ней на коленях.
Это уже совсем другая Юлия.
Головные боли исчезли, она уже не зачесывает так высоко свои волосы. Ее раздражает магнитный танталово-кремииевый гребень. «Проклятые механизмы!» — восклицает она при виде этого невинного инструмент. Зато никогда не говорит Натану, что он невыносим.
Она ежедневно приглашает его к себе, сама готовит еду и напитки, сама накрывает на стол, даже убрала из квартиры всех роботов.
— Проклятые механизмы! Это они разлучили нас! — восклицает она при виде рукотворных созданий, которые лежат в кладовке, задрав вверх многочисленные конечности. Они похожи на дохлых ежей.
Теперь она постоянно намекает на то, что, несмотря на определенные различия в характерах, пристрастиях и взглядах, они с Натаном могли бы быть вместе всегда. А почему бы и нет? Сна проводила бы с ним хоть 24 часа в сутки, лишь бы он позволил ей выступать в театре и кино, а время от времени уделять пару часов друзьям.
— Ведь это коллеги, — объясняет она. — Ты же знаешь, что такое коллеги. Они как очень нужные, но совершенно безразличные вещи. Их полезно иметь и приятно иногда пользоваться.
Натан внимательно наблюдает за ней. Он опасается, что все эти новые качества столь же поверхностны, как и прежде, что она все та же, непостоянная и изменчивая, таящая в себе угрозу для планов Натана. Казалось бы, ему следует ликовать, поскольку она хотя бы внешне другая, но он все время ощущает обман — сознательный или невольный. А главное — никак не забудет того, что случилось, прежде чем он заманил ее к себе.
Натан вспоминает: он связался с Большим Компьютером и попросил, чтобы тот управлял подготовкой дезинтегратора к новому эксперименту. И лишь тогда, хотя на себе уже и экспериментировал, осознал беспримерную бесчеловечность своего изобретения. Бесчеловечность, как ему показалось, таящуюся в самом техническом процессе.
Самому ему были настолько близки различные изобретаемые устройства, что он чувствовал себя как бы колесиком в каждой созданной машине, ее неотъемлемой частью. В этом чувстве общности со своими конструкциями скрывалась безмерная скромность творца, которою он гордился. И вдруг его потрясло, что опыт должен состояться на ином, отличном от него существе, вовсе не ощущающим себя колесиком механизма. А ведь приборы прежде всего полностью убьют тело, разрушат естественную человеческую структуру…
Он сказал, что жаждет показать ей свою лабораторию и для этого приглашает ее к себе. Это была гнусность, которой Натан Бронкс никогда себе не простит, заноза, на всю жизнь застрявшая в психике.
А Юлия сидит себе и с теплой улыбкой, будто хочет его приласкать, говорит:
— Хорошо, я согласна, только скажи, разве ты, после всех этих опытов с исчезновением и восстановлением, когда ты появлялся у меня словно «бог из машины», разве ты все еще настоящий человек? Лучше признайся сам, признайся же наконец, а то мне все время кажется, что ты…
Аппаратура, включенная в эту долю секунды, начинает смертоносный процесс уничтожения того самого тела, которое будило в душе Натана столько радости, желания и надежды. Нет Юлии вообще, и его Юлии тоже нет. Сначала электромагниты самым подробным образом записывают на плоскости большого экрана структуру ее организма, затем тщательно переводят в числовые символы и уравнения все, что всего минуту назад слагалось в живое существо.
Композиционный экран, конечно, не отражает всей Юлии со всеми ее сложными составляющими. Ничего подобного. Дезинтегратор, подчиняясь командам Большого Компьютера, как бы заглатывает Юлию: разбирает ее на элементы в естественном, соответствующем ее натуре порядке, раскладывает их по полочкам компьютерной памяти.
Перед глазами Натана по экрану проплывают в виде образов и символов лишь те важные параметры тела Юлии, которые необходимо контролировать, а в случае нужды модифицировать так, чтобы они отвечали его мечтам о возлюбленной.
Натан в шоке, он действует машинально, пытаясь заглушить отчаяние от безвозвратной потери. Он отчетливо сознает, что никогда уже не увидит той, прежней Юлии.
Он говорит спокойно, хотя его и трясет:
— Дай ее гормональную систему. Быстрее! Как работает гипоталамус?
На экране шеренги чисел, словно номера лотерейных билетов. Некоторые Натан выбирает, но большинство отбрасывает.
Этим по-научному быстрым и надежным способом он просматривает всю информацию о прежней Юлии. Однако он сомневается, полное ли это знание. «Ведь наука, — думает Натан, — использует аналогии — то, что одинаково в разных объектах. В жизни же мы ценим индивидуальность, то есть то, чем эти объекты отличаются друг от друга, Эту величину весьма трудно закодировать; в другом человеке нас привлекает в первую очередь неизвестное. Порядок, хотя он и необходим, устанавливается всегда по-разному. В любимой должна быть тайна. Окончательное узнавание — это конец любви…»
Ему хочется пустить события вспять.
— Не знаю, как быть. Если изменения необходимы, — говорит он Компьютеру, — то пусть будут поменьше. Проследи, чтобы они были минимальными и только те, что мы запланировали заранее. Никакой импровизации.
— Положись на меня. Я знаю вас обоих лучше, чем ты.
— Не заносись. Ты все мне показываешь?
— Понимаю, уже не помнишь. Уже не воспринимаешь полной картины. Это нервы шалят.
— Да, я что-то забыл, но ты же не станешь меня обманывать!
— Не понимаю слова «обманывать».
— Хорошо, хорошо, поехали дальше. Показывай в той последовательности, которую я наметил заранее. Тогда я мыслил четко, это сейчас что-то расстроилось.
— Почему же ты этого не предвидел?..
Компьютер показывает ему Юлию, но Натан Бронкс, который на протяжении последних месяцев напряженно трудился ночами, подбирая органические соединения для улучшения характера девушки, для переработки ее генотипа и фенотипа, не испытывает ни тени радости от своего изобретения, от своих творческих достижений.
Чудовищно — из этого изнеженного, но дивного тела, из этого нервного бойкого нрава, из открытой улыбки, из метких насмешек и колкостей, из глаз, губ, из слов и жестов родилась пугающе сухая, но ясная и простая вереница формул и диаграмм. Абстракция вытеснила пульсирующую, буйную жизнь…
Ты лжешь, Натан. Все было не так.
Юлия не просто исчезла, ее грубо, насильно превратили в абстракцию. Вспомни, как она мучилась и боролась. Ну давай, вспоминай скорее!
Что это, снова Компьютер?..
Натан теряет чувство реальности. Он видит черное жерло дезинтегратора, видит, как Юлия — живая Юлия! — распадается, теряет кожу, становится красной бесформенной плотью, расползающейся на части, рассыпающейся в прах, в розовый туман, в ничто.
Даже Натану не верится, что человек способен превратиться в череду диаграмм. Даже ему, хотя он сам через это прошел. Сам себя уничтожил и воссоздал заново с помощью своего изобретения и при участии Большого Компьютера.
Он не помнит уже, как разваливался в клочья, в пыль, не помнит боли — этот момент словно вырезан из памяти скальпелем. Даже в обычной жизни человек не ощущает своей тождественности во времени — в различные моменты он был как бы разными людьми. Собственное прошлое нередко представляется опытом кого-то очень близкого, но другого. Мотивация прошлых поступков — почему сделал так, а не иначе? — не всегда очевидна. Сегодня, возможно, все было бы по-другому…
«Тот ли я самый, что и вчера, после дезинтеграции и воскрешения, или уже другой? И если другой, то насколько? И какой будет Юлия?..»
— Опять ошибка.! — возмущается Компьютер.
— Погоди, — отвечает Натан, с трудом беря себя в руки. — Неужели снова неправильно?
И включает микровычислитель, контролирующий программу.
— Ты мне не веришь? — удивляется Большой Компьютер. — Я же никогда не ошибаюсь.
— Но и с тобой может что-нибудь случиться, разве нет?
— Со мной? Никогда. Внутренняя иерархическая сеть корректирующих и запоминающих устройств этого не допустит.
— Ну, на всякий случай…
— Как хочешь. Но это затянет операцию. Не забудь, время интеграции ограничено. Если замешкаешься, Юлия не воскреснет. Ты ведь так называешь повторную интеграцию, верно?
— Солнце гаснет, — прерывает сеанс Большой Компьютер.
— Пусть гаснет, — говорит Натан, — это меня не касается. Быстрее работаем дальше.
— Ну, естественно…
