Время новых дорог - Александр Федорович Косенков
Еще раз покосившись на спящего пассажира, он в очередной раз обматерил себя, что не расспросил его сразу, когда тот подошел к нему у заправки в Романовке и вежливо попросился до Старого прииска. Кодкин, который до сих пор был уверен, что машину сейчас умеет водить каждый, обрадовался — глядишь, подменит его мужик, когда совсем невмоготу будет. Распахнул дверку — садись! Хотя про себя уже тогда удивился несуразной по тяжести предстоящего пути одежде незнакомца. Шапка, правда, меховая, огромная, волчья, а курточка на рыбьем меху, ботиночки щегольские, не по ночным морозцам, которые даже сейчас, в апреле, уверенно до тридцати с хвостиком прижимают. Дипломат ни к селу ни к городу, словно в Москву собрался, а не к черту на кулички. Лицо замученное, худое, злое. Иногда выглядит почти стариком, а приглядишься и тридцати нет. Интересно, что ему там, на Старом прииске, понадобилось? Там такими сроду не пахло. И пахнуть не должно.
Пассажир на лавину вопросов, которые обрушил на него Кодкин в первые часы совместного путешествия, либо невозмутимо отмалчивался, либо отвечал ничего не значащими фразами. Николай разозлился и будь это где-нибудь в другом месте, непременно высадил бы неприятного пассажира, которого за несколько часов успел почти возненавидеть. Ну а здесь, куда его высадишь? Сдохнет на первом же километре…
Пассажир неожиданно открыл глаза и недоуменным взглядом проводил вмерзший в лед чуть ли не по самую крышу кабины КрАЗ. А впереди, невдалеке, торчал из-подо льда зилок. Мешки в кузове, которые не затопило, были горой свалены на кабину. Судя по всему, вляпались мужики в это дело ночью и в темноте не решились бежать по воде к берегу, кемарили прямо на мешках. Случилось все это, видимо, совсем недавно, снежком даже не успело припорошить. А снежок шел уже второй день. Пострадавшие подались, наверное, с проходящей мимо колонной. А может, оттуда кто проскочил? Хотя, вряд ли оттуда. В Романовке сказали, что оттуда уже с неделю никого не было.
— Не боись, — оживился Кодкин, увидев, как дрогнул острым кадыком пассажир и облизал пересохшие губы. — Это они ночью вляпались. Вода тут шла, так они с перепугу в сторону подались и в самую середку влипли. Салажата, видать. Их после армии много сюда. Деньга немаленькая, нахрапом взять хотят. А как говорит моя теща — нахрапом хорошо, когда все остальное плохо. Ночью, конечно, тут любой заменжеваться может. Даже если опыт имеется. Зимник высшей категории сложности. Не река, а бешеный волк. Не знаешь, что за поворотом будет. Нам бы с тобой колонну нагнать, тогда ваши не пляшут. Часам к шести в заежке будем.
— А до Старого прииска далеко еще? — неожиданно спросил пассажир.
— Я тебе чего толкую-то? — еще больше оживился Кодкин. — Который раз объясняю — заежку на Старом оборудовали. Школа там у них была, так в ней сейчас и заежка, и еще какой-то народ пристроился. Не поймешь — то ли геологи, то ли еще кто. По разговорам — хотели ГЭС строить, да видать, раздумали. Река тут — хуже не придумаешь. Вся на дыбках. Пока хребтик насквозь не пройдет, туши свет! Ты чего потерял-то там — так и не скажешь?
— Такие, как я, только и делают, что теряют. Любимое занятие, — неожиданно поддержал разговор пассажир. Видать, намолчался за дорогу. Или вид угробленных машин выбил его из колеи. Кодкин понял, что разговор получится.
— Везу вот тебя, а кого везу — хрен его знает. На Старый прииск пешком наладился. Ты хоть знаешь, сколько до него от последней заправки?
— Сколько?
— Триста двадцать. Только эти триста двадцать из-за качества дороги еще на четыре помножь, тогда приблизительно полная картина получится. А ты в ботиночках.
— Надеялся, что тебя встречу.
— Зря надеялся. Кроме меня, без колонны ни одна падла бы не рискнула. Считай, мы с тобой сейчас зимник закрываем. За Крестом по сплошной воде пойдем. А ты в ботиночках.
— Как по воде?
— Запросто. С низовий, где потеплее, подпирать начинает, наледи рвет. А на шиверах лед до самого дна. Вот она и прет по верху. Лед, понятное дело, киснет. А ночью морозом прихватывает. Потом снова вода. Получается, как у моей тещи слоеный пирог к Восьмому марту. А ты в ботиночках.
— А что, в валенках лучше по воде бегать?
— Чудак. Валенки скинул и чеши. А ты свои пока расшнуруешь…
— А я прямо так…
— Ну, если «так», тогда сиди.
За крутым поворотом река раскрылась далеко вперед. И там, далеко впереди, на ослепительном льду, они разглядели черные фигурки людей. Николай, чтобы лучше было видно, открыл дверку.
— Догнали! — закричал он. — Теперь живем!
Пассажир, подавшись вперед, внимательно вглядывался.
— Говорил, без остановки идти будут, а они стоят, — повернулся он к Кодкину.
— Без остановки знаешь, кто ездит? — сплюнул тот. — Не знаешь, у моей тещи спроси, она тебе объяснит.
Когда он притормозил машину у самой толпы шоферов и спрыгнул на лед, никто даже не обернулся. Все смотрели на обвязанного веревкой человека с ломом в руках, который, осторожно ступая по скользкому насту наледи, подбирался к самой ее середине. Наконец он остановился и, несильно тюкнул ломом по льду. Лом ушел под лед почти наполовину. Брызнула вода. Человек торопливо отступил и, то и дело оглядываясь, пошел назад.
Подойдя к товарищам, он бросил лом и прохрипел:
— Не пройти!
— А если под берегом? — закричал Кодкин.
— Попробовал один, — сказали ему и показали на ближний берег.
На берегу горел костер. У костра сидел человек в накинутом прямо на голое тело тулупе и глотал обжигающе горячий чай. На кустах рядом с костром дымилась мокрая одежда.
— Ясненько, — согласился Кодкин и втерся в самый центр обменивающихся короткими репликами шоферов.
Пассажир, приоткрыв дверку кабины, с напряженным вниманием прислушивался к разговору.
— Ночью прихватит, однако.
— Дед Мороз тебе сказал?
— А если вода пойдет?
— Запросто.
— В Романовке уже карбаса рубят, — суетился Кодкин.
— Ну. Назад надо.
— Коса воду держит. Тут, знаешь, какая глубина?
— Раз вперед непроханжа, значит, назад.
— А если прихватит ночью?
— Назад тоже теперь не разлетишься, — буркнул обросший до самых глаз щетиной здоровяк и ткнул в бок Кодкина. — У Калакана как?
— Не пройти. По берегу еле-еле.
— Мы шли — нормально было.
— Чего теперь оглядываться, если каждую минуту другой расклад.
— Рвать, мужики, надо, пока не поздно.
— С тем и шли: пройдем значит пройдем, не пройдем — с нас спроса нет.
Кодкин чесал затылок:
— Выходит,
