Акула - Полина Люро
Но вместо того чтобы прислушаться к собственным инстинктам, я, словно очарованный, скинув одежду и бросив простенький сёрф на воду, лёг на него животом, медленно гребя вдоль берега. Глаза с завистью смотрели, как ловко Фил управляется со своим «Рониксом» даже на небольшой волне. Все ребята, выросшие здесь, на зелёных островах, а не как я ― в городской сутолоке, где шумный аквапарк заменял далёкое море ― с детства прекрасно плавали, гоняя на самодельных досках по воде не хуже, чем на скейтах по дороге.
— Мне никогда за ними не угнаться. Да и не очень-то хотелось… ― это было неважное утешение, но вернувшаяся боль в плече отвлекла от грустных размышлений. ― Нет, не сейчас, когда берег уже далеко. Кто бы ты ни был ― мистическая тварь или ненормальное подсознание ― отстань, не хочу тебя слушать…
Я перестал грести, заткнув уши руками. Конечно, это не помогло ― насмешливый голос в голове хмыкнул:
— Не будь размазнёй, Бенни! Посмотри на него ― этот самодовольный болван возомнил, что он во всём лучше тебя только из-за того, что научился крепко держаться на паршивой доске. Его надо проучить, верно? Давай сделаем это вместе ― просто пожелай, и придурок больше никогда не посмеет смеяться над тобой…
Меня накрыла ненавистью, но не к Филу, а тому, кто пытался управлять «бешенным Бенни» ― сцепив зубы, я молча грёб, изо всех сил стараясь развернуть сёрф к берегу. Сердце разрывалось от страха, что не успею, ведь внезапно выросшая за спиной волна грозила сломать хрупкое тело как тростинку, унеся его в тёмный пенный омут. Наверное, отчаяние придало мне сил, и в последнем рывке я выбросился на пляж, рыча и сплёвывая попавшую в рот солёную горечь, цепляясь непослушными пальцами за сползающие вниз скользкие камни.
Остатки волны, разбившись о берег, отступили назад. Кое-как поднявшись на дрожащие от напряжения ноги и отойдя подальше от кромки прибоя, я провожал взглядом свой исчезающий в глубине сёрф:
— Чтоб ты подавилась, гадина…
В голове что-то неприятно зашуршало, напомнив уже подзабытый хриплый смех пьяного отчима, сжимавшего в жилистом кулаке ремень с грубой и очень твёрдой пряжкой. Это ещё больше подстегнуло ненависть ― мне вдруг стало страшно за ничего не подозревавшего Фила, этого большого ребёнка, доверчиво игравшего с грозной, обманчиво спокойной синевой.
Взгляд впился в пульсирующее плечо, где ненастоящая акула, вращая маленькими злобными глазами, в бешенстве била хвостом из стороны в сторону. Я осторожно опустился на крупный песок, нащупывая замеченный у большого валуна обломок с острой гранью, и, прошептав:
— Господи, помоги мне… ― резко провёл им по коже.
Порез получился неглубоким, и сильной боли не было, или в том ужасном состоянии я просто её не почувствовал; кровь стекала на руку тонкими горячими ручейками, закрывая собой и чудесным образом стирая проклятую татуировку. Отбросив камень в сторону, вытер похолодевшей ладонью мокрые от слёз глаза и вскочил на ноги. Меня душил нервный, больше похожий на истерику смех:
— Получила… получила, тварь! Убирайся, откуда пришла…
Зря я это сказал ― сердце вдруг подпрыгнуло, забившись, словно припадочный в конвульсиях:
— Фил, Фил, Фил…
Налетевший горячий ветер растрепал мокрые волосы, вмиг высушив только что пролитые слёзы, и поднял волну, услужливо подталкивая её к увлечённому сражением со стихией парню. С ужасом следил за его ловкими, отточенными годами тренировок движениями и за тем, как неумолимо приближаясь к нему, то скрываясь из виду, а то всплывая совсем рядом, рассекает воду треугольный плавник…
Я бросился вперёд, чувствуя, как хлёсткие волны разбиваются о колени, и, надрывая связки, заорал изо всех сил:
— Эй, Фил, сюда! Возвращайся скорее ― она прямо за твоей спиной, братишка…
Шум прибоя старался заглушить эти истошные вопли, но я не сдавался, продолжая звать, и вскоре, сообразив, что происходит нечто страшное, ко мне присоединилась Марта. Девчонка подпрыгивала, размахивая над головой своим пёстрым парео и крича так, что в другой ситуации я бы с удовольствием залепил себе уши воском, лишь бы не слышать её пронзительные визги. А сейчас молился, чтобы она не останавливалась…
Не знаю, услышал ли Фил наши срывающиеся голоса, но, похоже, отчаянные обезьяньи прыжки не остались незамеченными: он развернул свой сёрф к берегу.
— Что происходит, Бенни? ― осипший голос Марты дрожал, прорываясь сквозь бесконечные всхлипы и стоны.
— Акула… ― всё что я смог прохрипеть в ответ, окончательно сорвав связки и чувствуя, как закладывает уши и подгибаются внезапно ослабевшие колени. Но пока сознание не покинуло меня, уронив тело в серую пену прибоя, следил, как мчится по волне хрупкая доска с замершей на ней маленькой фигурой отважного человека…
Меня затянуло в чёрный омут беспамятства, но, видно, кто-то так сильно тормошил безвольное тело, что слипшиеся веки ненадолго приоткрылись. Всё вокруг дрожало и подпрыгивало, сильные руки Фила бережно усадили беспомощную тушку на сиденье машины, а непривычно посиневшие губы без конца повторяли:
— Держись, не вздумай сдаваться, Бенни! Скорая уже выехала, мы сейчас помчимся ей навстречу ― всё будет хорошо, вот увидишь, спасём и руку, и тебя заодно…
Глядя на этот красивый, пытавшийся улыбаться рот и добрые несчастные глаза парня, я нашёл в себе силы прошептать:
— Ты жив… значит, ей не обломилось, да? Горжусь тобой, Фил…
Не знаю, что ответил на этот бред шмыгавший носом будущий родственник, если вообще хоть что-то расслышал ― сознание снова уплыло в неведомые дали. Но первое, что я увидел, очнувшись в больнице ― было его склонившееся надо мной озабоченное веснушчатое лицо с любопытными зелёными глазами. Заметив слабое трепыхание ресниц, этот болван, недолго думая, хлопнул пострадавшего по, слава богу, здоровому плечу:
— О, Бенни, наконец очнулся! Как же я рад снова лицезреть твою бледную опухшую физиономию, ― и он так радостно заржал, что захотелось немедленно…
Впрочем, за меня это сделала ворвавшаяся в палату Марта Сначала она нещадно оттаскала брата за уши, чтобы не распускал свои огромные грабли и не мучил «бедняжку», а потом бросилась целовать страдальца, так мило щебеча, что я сразу забыл и про боль в плече, и про слишком тугую повязку.
Идиллию нарушил неугомонный качок, которому не терпелось поделиться последними новостями:
— Слушай, Бенни, ты, оказывается,