Николай Панов - Боцман с «Тумана»

Высокая мутная волна ударила в борт, длинными брызгами обдала линзы бинокля и щеки. Фролов протер линзы, снова тщательно повел биноклем по морю и небу.

Справа до самого горизонта расстилалась зыбкая холмистая пустыня океанской воды. Бинокль скользнул влево — возник голый извилистый берег. Ребристые утесы черными срезами вздымались над водой. Рваной пеной взлетали снеговые фонтаны прибоя.

Океан глухо ревел. Еще белела в небе луна, но уже вставало неяркое полярное солнце. Наливались розовым соком длинные снеговые поля в расселинах горных вершин.

Опять бинокль скользил по волнам. Палуба взлетела и опустилась. Снова брызги ударили в выпуклые стекла, и Фролов протер бинокль меховой рукавицей.

Всю ночь катер плясал по волнам вдоль берегов Северной Норвегии.

Сзади бежала светлая водяная дорожка — за кормой второго корабля поисковой группы.

Однообразно и грозно гудели моторы. Нестихающий ветер свистел в ушах. Обогнули остроконечный, прикрытый плоским облаком мыс, и палубу качнуло сильнее. Кипящая волна взлетела на бак, разлилась по настилу прозрачной пенистой пленкой.

Да, Медведев был рад. Он рвался в бой, страстно ненавидел врага, но сейчас, сам себе боясь в этом признаться, испытывал чувство явного облегчения… Радость оттого, что не встретил вражеских транспортов!

«С торпедами не возвращаться!» Это было боевым лозунгом, делом чести экипажей торпедных катеров. Но длинные золотящиеся смазкой торпеды, как огромные спящие рыбы, лежали в аппаратах по бортам.

Катер уже ложился на обратный курс, и Медведев даже позволил себе пошутить, а шутил он лишь в минуты душевного спокойствия и подъема.

Он стер с лица горькую влагу неустанно летящих брызг, окинул взглядом свой маленький боевой корабль.

Сколько раз на этой узкой деревянной скорлупке выходил он в открытое море, смотрел смерти прямо в раскрытую пасть! Сколько раз, как сейчас, кругом качалась пенная водяная пустыня, тусклые волны хищно изгибались, катясь из бесконечной дали!

Палуба вздымалась и опадала. Чернел вдали обрывистый дикий берег. Держась за поручни, моряки смотрели — каждый по своему сектору наблюдения. Фролов в долгополом бараньем тулупе старался прикрыть мехом воротника румяные мальчишечьи щеки, не отводя бинокля от глаз.

— Значит, зря мотались всю ночь, товарищ командир? — опросил боцман Шершов, держась за пулеметную турель.

— Возвращаемся в базу, боцман! — бодро сказал Медведев.

И боцман тоже с удивлением взглянул на старшего лейтенанта. У командира неподобающе довольный голос! У старшего лейтенанта Медведева, который потопил три корабля врага, как бешеный пробивался к ним, прорывал любые огневые завесы!..

Из квадратного люка высунулась коротко остриженная голова с веселыми карими глазами под выпуклым лбом. Молодой моторист Семушкин, он же катерный кок, надевая на ходу бескозырку, шагнул на палубу, балансировал с большим никелевым термосом и стаканом в руках. Протанцевал к рубке, встал перед Медведевым — раздетый, в одной холщовой рубахе, с черными ленточками, вьющимися за спиной:

— Товарищ командир, стаканчик горячего кофе! С вечера не ели, не пили.

Кофе? — задумчиво взглянул на него Медведев. — Горячий?

Горячий, товарищ командир. Этот термос вот как тепло держит!

Сам-то небось уже попробовал?

Семушкин ловко отвинчивал крышку, широко расставив ноги на палубе, вздыбленной волной.

Ладно, налейте стаканчик, — решительно сказал Медведев. — А потом всех моих тигров угостите. В базето будем только часа через два…

На горизонте дым! Справа, курсовой угол сто тридцать! — крикнул вдруг, нагибаясь вперед, Фролов.

Стакан выпал из рук командира. Семушкин подхватил стакан на лету.

Да, командир вздрогнул, кровь отхлынула от сердца. Глядел в указанном направлении, порывисто схватив бинокль. Увидел: низкий бурый дымок действительно плывет над рассветным морем.

Сигнал в моторный отсек… Замолкли моторы, катер бесшумно покачивался на волнах.

— Напишите мателоту: «Вижу на горизонте дым», — тихо сказал командир.

Все глядели вперед. Стучали сердца в ожидании близкого боя. Семушкин мгновенно исчез в люке моторного отсека.

Дым густел, вырастал. Смутный силуэт большого корабля вставал над гранью горизонта.

Вижу караван! — докладывал возбужденно Фролов, не отрываясь от бинокля. — Один транспорт, два корабля охранения. Идут курсом на нас… Немецкие корабли, товарищ командир.

К торпедной атаке! — приказал Медведев. — Фролов, напишите мателоту: «Выходим в атаку на транспорт».

Он говорил звонким, отчетливым голосом. Непреклонная решимость была в его взгляде. Таким привыкли моряки всегда видеть своего командира.

Медведев выпрямился, уверенно сжал штурвал. Только глаза запали глубоко, с непонятной горечью сжались обветренные губы.

Моторы зарокотали снова, теперь почти бесшумно: на подводном выхлопе. Фролов, окруженный пламенем порхающих флажков, семафорил приказ командира.

Катер рванулся в бой.

Торпедист Ильин деловито возился у аппаратов.

Катер мчался навстречу вражеским кораблям.

— Товарищ командир!

Из радиорубки глядело широкоскулое добродушное лицо с узким разрезом глаз. Немного клонилась на одно ухо примятая бескозырка.

Катер мчался вперед.

— Товарищ старший лейтенант!

Ветер уносил слова, но на этот раз радист коснулся руки Медведева.

— Вам что, Кульбин?

— Товарищ старший лейтенант! — Теперь Кульбин стоял рядом с Медведевым. — Принята шифровка командира соединения. Вот! — Радист протягивал вьющийся по ветру листок.

Медведев взял кодированную радиограмму.

Прочел, прислонив к козырьку ветроотвода.

Не поверил собственным глазам. Снова прочел, всматриваясь изо всех сил. Дал сигнал застопорить моторы.

Кульбин, друг, у меня что-то в глазах мутится… Прочти…

«Катерам поисковой группы, — медленно читал Кульбин, — запрещаю торпедировать транспорт, идущий в нордовом направлении в охранении двух катеров…» И подпись капитана первого ранга!

Кульбин поднял на Медведева удивленные глаза.

И он поразился, увидев лицо старшего лейтенанта. Странное выражение было на этом обветренном, затемненном козырьком фуражки лице. Не выражение разочарования, нет!

Такое выражение — будто человек удержался на самом краю пропасти, избежал огромной опасности, еще не вполне веря в свое спасение.

— Отставить торпедную атаку!

Хмуро, разочарованно смотрели матросы. Силуэт вражеского корабля вырисовывался яснее. Уже было видно: вокруг него движутся — чуть заметные пока — два катера охранения.

Фролов отвел бинокль от разгоряченного волнением и ветром лица, досадливо махнул рукой: