Жюль Верн - Десять часов на охоте
Поначалу Бретиньо замедлял шаг, чтобы не оставлять меня в одиночестве. Но вскоре и он набрал темп, устремившись вперед. Уж очень не хотелось ему упустить шанс выстрелить первым. Я не в обиде на тебя, дружище! Что поделаешь, азарт иной раз оказывается сильнее дружбы. Вскоре уже только головы моих спутников пиковыми тузами высовывались над зарослями.
Несмотря на то, что прошло два часа, как мы покинули харчевню, ни один залп не нарушил тишину леса, ни один. О, ужас, сколько упреков, брани, насмешек обрушится на тех, чьи сумки в конце охоты будут так же пусты, как в начале!
Хотите — верьте, хотите — нет, но первый выстрел выпал на долю вашего покорного слуги. А при каких обстоятельствах — и вспоминать не хочется. Представьте себе: мое ружье оказалось… незаряженным. Скажете, беспечность новичка? Нет, нет и нет. Просто не хотелось быть неловким на людях и потому, уединившись, я открыл пороховницу и в левый ствол засыпал первую порцию пороха, уплотнив ее обыкновенным бумажным пыжом. Потом сверху заложил хорошенькую порцию свинца — лучше больше, чем меньше, этак, может, что-нибудь и подстрелишь — и набил казенную часть так, что ствол чуть не лопался. Вслед за этим— какая неосторожность! — я закрыл капсюлем канал и взялся за правый ствол, но, когда стал набивать и его, раздался выстрел!.. Весь первый заряд едва не полетел мне в лицо!.. Я забыл поставить курок на предохранитель, и одного толчка хватило, чтобы собачка ударила по капсюлю! Хороший урок новичкам!
VI
А в это время Бретиньо и его друзья достигли холма и стали ломать головы, как избежать неудачной охоты. Я подошел к ним, перезарядив на сей раз с большей осторожностью ружье. Максимон обратился ко мне высокомерно, как и подобает мэтру:
— Вы стреляли?
— Да… дело в том… — промямлил я.
— Это была куропатка?
— Да, куропатка. — Признаться сему ареопагу[5] в своей оплошности было немыслимо.
— И где же она? — Максимон прощупал ружьем мою пустую сумку.
— Потерял, — пришлось вновь нагло соврать. — А что? Ведь у меня нет собаки. А вот если бы была…
Ну и ну! С таким апломбом очень скоро можно стать настоящим вралем. Внезапно допрос прервался. Собака Понклуэ буквально в десяти шагах выследила перепелку. Небрежно, чисто инстинктивно, я прицелился… и все! Промах! Мимо!
Из-за небрежно приложенного ружья к плечу я получил одну из тех. оплеух, за которые, правду сказать, не у кого потребовать удовлетворения! Но тут вслед прогремел выстрел Понклуэ. Изрешеченная перепелка упала, и скоро собака принесла ее хозяину. Тут же добыча исчезла в сумке счастливчика.
Признаться, первая удача разожгла аппетит у этих ярых истребителей дичи. Еще бы! Единственная перепелка на семь охотников, и это после трех часов охоты. Нет! Невозможно, чтобы на столь богатой земле не нашлось хотя бы еще одной птахи, готовой стать нашей жертвой. Тогда на каждого бойца пришлось бы почти по трети перепелки.
Наконец, перевалив через холм, мы оказались на вспаханном поле. Конечно, куда удобнее и приятнее мостовые бульваров, чем борозды, где то и дело подворачивается нога.
Наша ватага со сворой собак долго, но безрезультатно продвигалась вперед. Судя по нахмуренным бровям моих друзей, настроение у них было не из лучших. Бедняги раздражались по любому поводу: проклятья обрушивались то на пень, встретившийся на пути, то на огрызающихся собак.
И вдруг над свекольным полем, буквально в сорока шагах, вспорхнули куропатки — не стая, нет, их было только две. Но не это важно. Почти одновременно с моим выстрелом раздалась пара других — заговорили ружья Понклуэ и Матифа. Одна из птиц упала. Другая же, красиво взлетев, исчезла. Что тут началось! Перо отказывается повторить все «любезности», которыми обменялись стрелки.
Какие едкие реплики, какие ранящие намеки были пущены в ход! Первый и последний раз охочусь с этими людьми.
По правде говоря, они действительно стреляли одновременно. Был еще и третий выстрел, который опередил два других. Но он никак не мог быть принят во внимание. Я и не претендовал на звание грозы пернатых и поэтому не вмешивался в спор.
VII
Наконец наступил полдень, время обеда. Мы остановились в тени Вяза, у подножия холма, отложив в сторону ружья и, увы, пустые сумки. Надо же было в конце концов восстановить бесполезно растраченные силы. В общем, трапеза получилась довольно печальная! Со всех сторон слышались упреки, жалобы: «Ужасный край!.. Браконьеры бесчинствуют!.. Повесить бы их всех на деревьях, а на грудь прикрепить табличку — „Охота запрещена“…» «Через два года дичи вообще не останется!.. Да, жизнь становится невыносимой!..»
И вновь заспорили Матифа и Понклуэ по поводу все той же куропатки. На этот раз дело едва не дошло до рукоприкладства. Наконец, через добрый час, мы возобновили свой путь — хорошенько нагрузившись, «смочив горло», как здесь говорят. До обеда настроение было получше. Но, может, нам еще повезет! Настоящий охотник не теряет надежды услышать-таки зов самца куропатки, ищущего подружку.
Собаки ворчали, рычали, продвигаясь вперед. Их хозяева Вопили им вслед нечто такое, что повергло бы в краску даже английских моряков. Признаться, я утомился, утомился настолько, что пустая сумка стала казаться набитой до отказа, а ружье равным по весу пудовой гире. Передоверить бы свое обременительное снаряжение одному из крестьян, насмешливым взглядом как бы вопрошавших: «Скольких же ты прикончил?» Но чувство собственного достоинства не позволило этого сделать.
Прошло еще два убийственных часа. Мы отшагали уже более пятнадцати километров. Очевидным было одно: домой я вернусь с ломотой в суставах, но без добычи. И вдруг какой-то шорох заставил напрячься и прислушаться. На сей раз ошибки быть не могло: над кустами взмыла стая куропаток. О, Боже, какая поднялась пальба! По меньшей мере прогремело пятнадцать выстрелов, включая и мой. Но тут среди дыма и шума кто-то вскрикнул! Я присмотрелся… Из-за куста показалось лицо крестьянина. Его правая щека была раздута так, словно за ней находился орех.
— Поздравляю с несчастным случаем! — вскричал Бретиньо.
— Только этого нам не хватало! — огрызнулся Дювошель.
Вот и все, на что их вдохновило «преступление, состоящее в нанесении побоев и ранении без намерения убить», как значится в уголовном кодексе. Чтобы прикончить несчастных пернатых ударами каблуков, бессердечные люди с ружьями уже бежали к своим собакам, подносившим двух куропаток, еще живых, лишь подраненных. Я пожелал бы этим варварам испытать нечто подобное на собственной шкуре. Пострадавший «туземец» крутился рядом. Раздутая щека не позволяла ему разговориться. Наконец Бретиньо и его компаньоны вспомнили о раненом.