Артур Конан Дойл - Карета призраков
Но даже теперь у Бернара были свои союзники в замке, хотя, быть может, и не очень могущественные. Среди них была старая няня Пернэт Флике, носившая некогда на руках мать Леоноры, а затем и её самоё. После смерти матери Леонора была доставлена из Изамбера в Гру именно под присмотром Пернэт.
Дочь няни Жаннет приехала в свите юной мадемуазель и вскоре получила разрешение у маркиза выйти замуж за Люка Бьенбона, дворецкого господина де Мори. Пернэт сразу же не поладила со старой маркизой, которая часто грозилась её уволить, но всякий раз с презрением прощала её: она понимала, что дерзкая, прямодушная старуха-республиканка вряд ли заменима для Леоноры.
— Allez[1] — говорила маркиза. — Пернэт несёт несусветный вздор, но в душе она добрая. Кому какое дело до неё и её острого языка. Пусть остаётся в замке.
Если бы Пернэт и её дочь взялись отравить де Мазана, и отдать юную госпожу в руки Бернара де Мори, они бы сделали это без особенных угрызений совести. Но сладить с многочисленным семейством де Гру им было не под силу, и до последнего времени им оставалось только роптать.
Приготовления к отъезду велись совершенно открыто. Дамы руководили укладкой гардероба, и Пернэт получила распоряжение от маркизы собрать все лучшие платья и драгоценности мадемуазель д’Изамбер.
— Ха! — воскликнула Пернэт. — Хороший подарочек восставшему народу! Мадам изволит — будет исполнено. Только на вашем месте я бы закопала несколько сундуков во дворе замка.
— Чтобы, когда мы уедем, ты их откопала? да, моя дорогая Пернэт? — ответила маркиза де Гру.
— Как вам будет угодно, мадам. Но мадемуазель я не оставлю. Куда она поедет, туда и я, — хладнокровно ответила Пернэт.
— Что я слышу? Ты хочешь отправиться с нами в это опасное путешествие? Нет, серьезно, ты разве не слышала, что нам предрекают: мы едем прямёхонько на гильотин! Или, по-твоему, виконту де Мори всё это приснилось?
При этих словах сердце Пернэт смягчилось, и она прониклась расположением к старой. Было видно, чго госпожа обратилась к ней как к другу, взгляд её выражал вполне понятную тревогу, но в нём не было ни малейшей тени страха.
— Мадам знает, какие злые у нас в деревне люди. Псы сущие, — проговорила она. — Мне дочь сказывала, а ей муж говорил, что очень опасное это дело. Господин виконт умнее, чем все эти господа. Он знает, о чём говорит.
— Но мы не доверяем ему, — замотав головой, возразила маркиза — Он и его отец лживые, бесчестные люди. Ступай, Пернэт, делай, что тебе велено, и скажи мадмуазэль, чтобы зашла ко мне.
«Бедные господа! — рассуждала про себя Пернэт, спеша исполнить приказание маркизы. — Конечно, душою я с патриотами, так ведь и этих жалко. Тех, кто нам дорог, мы ещё можем спасти, но остальные пускай спасаются сами; что посеешь, то и пожнёшь».
Разумеется, предостережений было более чем достаточно. На другой день и на следующий все собаки, обитавшие в замке, лаяли, почти не переставая; призрак старого маркиза, который и раньше, бывало, шелестя крылами и белыми одеяньями, пролетал над головой путника, застигнутого темнотой за крепостными стенами, неожиданно обрёл голос и ночь напролёт стенал и кричал навзрыд то за одной, то за другой башней, подобно знаменитой ирландской плакальщице Во всяком случае, так потом утверждали.
Мадемуазель д’Изамбер приснился странный и очень страшный сон; она рассказала его Пернэт, а затем бабушке. Обе посмеялись над ней, однако сон запечатлелся в памяти и, более того, имел последствия.
— Мадам, — рассказывала Леонора маркизе — мне снилось, будто большая карета, запряжённая шестью бурыми лошадьми, подъехала вон туда, под наши окна, и стала на лужайке за рвом.
— А почему не у парадного подъезда? — удивилась мадам де Гру.
— Право, не знаю. Она остановилась, и вы стали в неё садиться. Я смотрела в окно и видела, как вы входите один за другим: вы, тётушка, дядя, кузен с кузиной, господин шевалье.
— А ты сама разве в неё не села? Это довольно забавно.
— Я была в своей комнате. Дверь была заперта снаружи, на окнах решётки, так что я никак не могла выбраться. Боже, какой ужас меня охватил! Я кричала вам, но вы меня не услышали. Я металась по комнате, пыталась протиснуться между прутьев оконной решётки. Мне казалось, что меня оставили одну в замке, что все обо мне забыли. Карета тронулась и съехала с лужайки — была ночь, горели фонари, и я видела, что трава серебрится от инея. Я вновь попыталась вылезти в окно, насилу протиснулась, спустилась по плющу — право, не знаю, как мне это удалось. Побежала по холодной мокрой траве и нагнала карету за поворотом, перед самым спуском. Подпрыгнула, ухватилась за дверцу обеими руками, прокричала вам, чтобы меня впустили. Ах, сейчас расскажу вам самое страшное. Знаете, кто сидел в карете? Эго были не вы, а призраки — много призраков. О, Боже! Это было ужасное зрелище. Я отшатнулась, упала навзничь на траву и проснулась.
Впервые забыв свой страх перед бабушкой, Леонора присела на корточки у её кресла, и зарылась лицом в её платье из тяжелого атласа. Мадам де Гру посмотрела на внучку с улыбкой, ласковой и в то же время презрительной.
— Удивительный сон, ничего не скажешь, — усмехнулась она — Однако в нашем роду не принято предаваться страхам, будь то во сне или наяву. Дорогая Леонора, утешься. О твоей безопасности позаботятся. Когда мы отправимся на чужбину, о тебе, разумеется, не забудут. Никто не оставит тебя в замке. Глупенькая, наберись мужества и научись смеяться над своими снами. А ну-ка встань, сюда кто-то идёт.
— Вы никому не расскажете, мадам? — поднимаясь, спросила Леонора.
— Да уж, конечно, не стану повторять этот вздор, — уверила её мадам де Гру. — И наперед знай: когда тебя начнут терзать всякие страхи, изволь держать их при себе.
В комнату стремительно вошла молодая графиня, она хотела что-то спросить у бабушки, и Леонора, не любившая свою кузину, удалилась на балкон и стала смотреть на зимний пейзаж. Замок стоял на высоком холме; с тыльной стороны склон был покрыт лесом, а впереди простирался обширный отлогий парк с аллеями; внизу по обеим сторонам речной долины раскинулась деревня Гру. За нею, за длинной грядой холмов скрывались деревня и замок Мори. Поместье у них было меньше Гру и уступало тому по значению, зато его владельцы на протяжении многих веков имели безупречную репутацию; во всей провинции не было им равных на поле брани, да и на благородных собраниях слово их было веско. Теперь же они запятнали себя предательством, изменив вековым устоям, и, если какая-нибудь дама из замка Гру, озирая окрестности, вдруг, паче чаяния, переводила взгляд с дымков и тёмных крыш в долине на отдалённые холмы, где догорали последние лучи солнца, то было бы оскорбительно предположить, будто её благовоспитанные мысли могли ненароком залететь в замок Мори.
