В. Михайлов - Искатель. 1968. Выпуск №4
— Тварь! — сказала она себе. — Какая ты дрянь! Спешишь убедиться, что ничто не потеряно? Погоди, вот вернется Алька, он тебе…
Она оборвала себя на полуслове, потому что последние слова были сказаны по инерции (она и раньше упрекала себя так, если что-то не удавалось), и, уже произнеся их, она поняла, что Александр и в самом деле может вернуться!
Она подобрала ноги и оперлась локтем на подушку.
И в самом деле вовсе не трудно было предположить, что на корабле случилась какая-то мелкая авария. Не подвергая опасности жизнь людей, она заставила бы улетевших возвратиться. Могло произойти и другое: в последний миг экспедицию, возможно, отменили из-за каких-то новых соображений, которые в науке возникают даже более неожиданно, чем в других областях деятельности; и еще не успевший как следует разогнаться корабль теперь, быть может, уже возвращался. Это было реально; это было возможно. Конечно, вероятность того, что там, в пути, ученые экспедиции, занимавшиеся, кроме прочего, и проблемами времени, найдут способ обратить парадокс времени, была слишком ничтожной, хотя они порой и поговаривали об этом. Если бы это совершилось, они долетели бы туда, куда стремились, и успели бы вернуться обратно, привезя привет от тех, чье существование стало почти достоверным с тех пор, как было принято нечто, сочтенное сигналами. Они вернулись бы, а на Земле прошло бы не пятьсот, а пять лет, или месяцев, или недель. Правда, они и сами, откровенно говоря, в это не верили, но все же и здесь нашлось место для надежды. Как же могла, как смела Кира потерять эту надежду сразу же?
Она почувствовала, как вновь поднимаются слезы и с ними та боль, что родилась на «Большом Космостарте». Кира уткнулась лицом в подушку. Рука Александра, бесплотная, неощутимая, прикоснулась к ее волосам, и это открыло путь слезам. Заболела голова; это было приятно, боль отвлекала от другой, сильной. Кира подумала, что надо встать и найти порошок или — еще лучше — принять ионный душ. Вставать не хотелось. «Проклятая нерешительность», — подумала Кира, засыпая.
ВЕЧЕР, ДОМА
Ей снилось, что Александр вернулся. Как она и предполагала, что-то приключилось, и экспедицию вернули. Ей снилось, что она проснулась утром, а Александр уже пришел домой; он расхаживал по кабинету, а она лежала в спальне, как обычно. Но Кира вспомнила, что уснула она в кабинете, и поняла, что это сон. Тогда она проснулась.
Александр и в самом деле вернулся. Она спала в его кабинете, а он ходил по соседней комнате и напевал какую-то песенку. Кира почему-то была раздета, хотя заснула одетой, это она твердо помнила. Она сделала попытку натянуть на себя одеяло, но внезапно еще раз проснулась и поняла, что и это был сон. Она лежала одетая, но Александр все-таки был здесь. Он обнял ее и начал целовать, и это было очень хорошо. Но сердце ее почему-то сжала боль, и она опять проснулась.
Часы показывали половину десятого; были глубокие сумерки. Часы мелко постукивали на руке, перед ее глазами. Кира лежала на диване все так же, лицом вниз. Стояла тишина, но что-то тревожное и безымянное мешало ей быть полным безмолвием. Кира чувствовала себя так, словно кто-то настойчиво смотрел на нее. Она провела ладонью по ногам, пытаясь натянуть юбку на колени, но осталось ощущение, что некто упорно смотрит ей в затылок. Она резко тряхнула головой, ощущение не прошло. Тогда Кира медленно повернулась на бок.
Сон продолжался. Александр сидел в кресле и смотрел на нее. Ей показалось, что он улыбается. Были сумерки, но Кира сразу узнала его и испугалась, что больше никогда не сможет проснуться, что сон этот будет продолжаться всю жизнь.
Она подняла голову. Александр пошевелился и улыбнулся еще шире. Его обычная улыбка могла Кире присниться. Но на подбородке, заметный в полосе света, падавшей из соседней комнаты, темнел шрам, которого еще сегодня утром не было, и он-то присниться наверняка не мог, раз его раньше не было. Или мог?
Мысли обгоняли одна другую. Сон? Кажется, нет. Хуже: галлюцинация? Болезнь? Александр выглядел совсем живым, но кто знает, как должны выглядеть галлюцинации? Но, будь это болезнь, врачи уже примчались бы: здоровье каждого человека находится под контролем днем и ночью, автоматы не спят. Значит, не болезнь?
— Неужели это ты? — спросила она шепотом.
Рисунки Н.Гришина
Он на миг стал серьезен и потянул себя за ухо — как всегда в затруднительных случаях.
— В общем, — сказал он, — это я.
— Погоди, погоди, — торопливо проговорила Кира. — Сейчас еще восьмое июля. Да? (Он кивнул.) Половина десятого. Да?
— Тридцать три минуты, — сказал он.
— Пусть. И ты улетел сегодня.
— Сегодня, — согласился Александр. — Вот именно. Восьмого июля… сего года. Забавно, а?
Ей это не показалось забавным. Исполнялись желания, и свершались чудеса, хотя в глубине души Кира всегда знала, что свершиться им не придется. Убитое Одиночество умирало в углу. Кире вдруг захотелось кричать что-то громкое и торжествующее. Все-таки самой сильной оказалась она, сильнее науки, сильнее пространства. А объяснения найдутся, коль скоро событие уже произошло! Кира уже напряглась, чтобы, вскочив, преодолеть последние сантиметры разделявшего их расстояния и обнять Александра, но что-то непонятное помешало ей, и она не двинулась с места, а лишь спросила:
— Что забавно?
— Да так, потом… Ну, как ты живешь?
— Я? — Кира удивилась: что могло произойти в ее жизни за эти несколько часов? В следующий миг она покраснела, но в темноте этого нельзя было увидеть.
— Постой, — сказала она, — вы же, наверное, не успели там даже пообедать! Я закажу что-нибудь.
— Не стоит, — успокоил ее Александр. — Я не голоден.
— Тогда закажи что-нибудь сам. — Кира смотрела на него, но губы Александра не шевельнулись, как обычно, в усилии скрыть ту улыбку, какой он обыкновенно встречал разные мелкие проявления женской непоследовательности. Все же она поторопилась объяснить:
— Я что-то проголодалась.
— Я закажу, — пообещал он. — Вино и еще что-нибудь.
Он поднялся с кресла и секунду постоял, оглядываясь, словно что-то ища или вспоминая, потом шагнул в угол и включил кристаллофон. Кира любила вечерами слушать музыку, нужный кристалл всегда был наготове. Музыка зазвучала, и Александр взглянул на Киру с таким победным видом, словно сделал что-то очень сложное. Затем вышел в соседнюю комнату и завозился там. Кира лежала и улыбалась. Ей было не просто хорошо: было чудесно.
— А где миан? — спросил Александр оттуда.