Янка Мавр - В стране райской птицы. Амок.
Но тяжелее всего было переносить издевательства и побои. Особенно отличался в этом отношении распорядитель работ мистер Брук.
Однажды Чунг Ли брал из-под дерева горшочек с каучуковым соком и как-то невзначай опрокинул его. Как раз мимо проходил мистер Брук. Оказавшись очевидцем такого неслыханного преступления, мистер Брук весь налился кровью.
— Как ты смеешь, собака, губить хозяйское добро?! — закричал он и, недолго думая, изо всех сил ткнул тяжелым сапогом в зубы Чунг Ли, который, покорно склонившись, стоял перед ним.
Чунг Ли и сейчас не мог бы толком рассказать, как это произошло; он помнит только, что горшок разлетелся вдребезги на… голове мистера Брука, а остатки едкого сока залили ему все лицо. Брук взревел, как бык, выхватил револьвер, но стрелять не мог — ничего не видел. Он принялся было протирать глаза, но от этого стало еще хуже.
Рабочие захохотали от удовольствия. Брук сделал несколько выстрелов вслепую, а Чунг Ли тем временем подошел к брату, крепко обнял его и скрылся — убежал в тот самый мангровый лес, где он теперь сидел. И хорошо сделал: такое «преступление» сулило ему верных лет десять каторги. Это ведь покушение на белого! Если бы дело касалось «цветного», — желтого или черного, — это бы еще полбеды, но поднять руку на белого, да к тому же «царя земли»— англичанина, — это все равно, что подписать самому себе приговор.
Для всех цветных рабочих это маленькое происшествие было единственной радостью за долгие три года. Но после побега Чунг Ли им стало еще хуже, особенно Хунь Чжи, на которого сложили ответственность за брата — он должен был возместить хозяевам весь ущерб, который нанес им Чунг Ли. Отношение к нему стало еще более жестоким: пусть все видят, каково поднимать руку на белого.
Да и сам беглец оказался не в лучшем положении. Куда ему было деваться? Чтобы вернуться домой, во-первых, нужно было иметь много денег, а во-вторых, стоило ему показаться вблизи берега, где живут белые, как его тотчас бы поймали.
Оставалось одно: идти куда глаза глядят, подальше от берега.
И он пошел…
Пошел в глубь острова, туда, где громоздились таинственные горы, где жили люди, которые и сами не идут к белым и их к себе не пускают.
Пошел один, безоружный, не разбирая дороги, не зная, что будет делать дальше.
И вот год спустя почему-то снова вернулся назад, в те самые места, откуда бежал и где ему угрожала опасность…
Вспоминая сейчас свой родной сампан, он думал, что это, верно, и есть самый лучший уголок на земле. Ему казалось, что только там и живет настоящая радость, что зря он считал себя таким уж несчастным.
Воспоминания так захватили Чунг Ли, что он даже не расслышал, как подплыла и остановилась под его деревом большая лодка. В лодке сидело шестеро папуасов, вооруженных луками и пиками. Рослые и крепкие, с черными блестящими телами, прикрытыми чем-то наподобие передников, они выглядели очень воинственно. Лица у всех были курносые, с толстыми губами и широкими скулами. Огромные, как стога сена, шапки курчавых волос придавали им зловещее выражение.
Услыхав внизу гортанные голоса, Чунг Ли вздрогнул от неожиданности и зашуршал ветками. Папуасы задрали головы и увидели его. Они схватились за луки и стали что-то грозно говорить, показывая жестами, чтобы Чунг Ли спускался в лодку.
Чунг Ли в течение этого года не раз встречался с папуасами, но сейчас он охотнее согласился бы досидеть остаток ночи на дереве, чем пользоваться их гостеприимством. Поди узнай, что они замышляют! Правда, папуасы, которые живут вдоль побережья и частенько встречаются с другими людьми, теперь уже не нападают, как прежде, на белых и любых других пришельцев, но все равно попасть к ним одному — дело не из приятных.
Чунг Ли сделал сладкую мину, затряс головой:
— Кавас! Кавас! — что означает: «Друг! Друг!» Папуасам, как видно, это пришлось по душе. Они опустили луки, но по-прежнему продолжали ждать. Ничего не поделаешь — пришлось слезать.
Очутившись в лодке, в окружении папуасов, Чунг Ли старался делать вид, что он очень благодарен своим избавителям (кто знает, сколько ему пришлось бы просидеть на дереве?), и все время повторял:
— Уян, уян — хорошо, хорошо.
Потом вытащил из котомки краба и отдал папуасам. Тут уже они поняли, что перед ними действительно «кавас», и заметно подобрели. А когда Чунг Ли стал выкладывать свои познания в области папуасского языка, с которым он познакомился за год странствований по острову, они окончательно признали в нем друга. Беда только, что познаний этих у Чунг Ли было маловато. Тем более что папуасские селения живут обособленно, постоянного сообщения между собой не имеют и часто случается, что две соседние деревни говорят на разных языках.
Папуасы не понимали и половины из того, что говорил Чунг Ли, но то, чего он не мог высказать словами, досказывали жесты, пощелкивание языком, выразительная мимика — так что с грехом пополам можно было договориться.
Папуасы выехали из лесу в море. Солнце заходило. Чунг Ли увидел на море, недалеко от берега, над водой, деревню, к которой они и направлялись.
Хижины стояли на мангровых корнях, поверх которых были настланы жерди. Кровлей в каждой из них служил навес из переплетенных пальмовых листьев, а стен не было вовсе.
Там уже заметили, что в лодке среди своих — чужой человек. Люди высыпали на край настила и с интересом ожидали гостя.
Лодка въехала под деревню. С настила свешивалась плетеная лестница, по которой приехавшие и поднялись наверх.
Среди всех хижин выделялась одна, длинная, большая, — туда и повели гостя. Чунг Ли вспомнил: в каждой папуасской деревне есть такое помещение, вроде клуба, где живут неженатые папуасы и где обычно принимают гостей.
Чунг Ли успокоился: значит, он тут за гостя. Вошли в хижину. По бокам тянулись нары, где у каждого человека было свое место. Над головами висели разные снасти, главным образом рыбацкие. Среди вещей тут можно было найти и каменный топор и железный, и костяной нож и стальной. Рядом с луками и стрелами висело старое кремневое ружье.
Посреди хижины была насыпана земля и горел огонь. Когда Чунг Ли вошел под навес, в огонь подбросили хворосту, положили в золу рыбу, обернутую зеленым листом; туда же сунули и краба.
Потом уселись вокруг гостя и началась беседа. Чунг Ли рассказал папуасам, что он идет к белым, но в то же время изо всех сил стремился втолковать, что сам не принадлежит к их числу, что он не любит белых и считает их своими врагами. Папуасы, должно быть, поняли его. Они улыбались, хлопали Чунг Ли по плечу и приговаривали: «Уян, уян…»
