Уильям Голдэм - Искатель. 1993. Выпуск №4

И хватит, сказал себе Бэйб. Довольно. Ему наплевать.

— И? — спросил Джанеуэй. Он сидел молча, не выказывая эмоций.

Почему в последнее время все таращатся на меня? Бизенталь, Эльза, теперь этот?.. Не начинается ли у меня паранойя? Надо потом посмотреть в учебнике, совпадают ли симптомы.

— И? — повторил Джанеуэй.

— Хватит таращиться на меня!

— Извини. Это только потому, что мне интересно.

— Не верю.

— Тогда говори дальше.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты выпустил из себя все, что там у тебя накипело. Я упомянул твоего отца, задел какой-то нерв, что-то прорвало. И этот твой монолог — просто излияние. Нам никогда не дойти до важного, пока ты не выговоришься. Так что давай, договаривай про отца.

— Нечего больше договаривать.

— Прекрасно, — сказал Джанеуэй, — обсуждение вины временно прекращается, и мы переходим к другим вопросам.

Бэйб не верил своим ушам.

— Да вы же не слышали ни слова из того, что я вам говорил. Не было никакой вины. Это основная тема моей диссертации, я добьюсь публикации всего текста, он у меня весь в голове, я перерыл гору материала, у меня ящиками выписки, заметки и факты, а не сплетни газетные, не мнение общественное: я оправдаю отца истиной и ничем иным, и этого будет достаточно, вот увидите, да… — Бэйб задыхался. — Эй, а вы специально добивались, чтобы я сказал о публикации. Я уже закончил, а вы заставили меня говорить еще, так? Это и есть то, что у меня накипело?

Джанеуэй пожал плечами.

— Наверное.

— А вы, видимо, не такой уж и бестолковый, как я предполагал.

— Кто его знает, — Джанеуэй метнул в него белоснежную улыбку.

И зубы у него ровненькие, черт возьми, подумал Бэйб. В юности на лице, наверное, и прыщика не было.

Бэйб чувствовал, что теряет самообладание. Хоть бы этот тип ушел, думал он. Как можно быстрее. Он встал и налил себе вина.

Джанеуэй спросил:

— Я еще не нашел мотив. Чем сегодняшний вечер отличался от прочих?

Бэйб сел на свое место, думая, что Джанеуэй далеко не болван.

— Расскажи-ка мне про сегодняшний вечер.

— Я был дома. Он пришел. Он умер. Приехала полиция. Вы приехали. — Бэйб болтал вино в стакане.

Джанеуэй наклонился к нему.

— Это все? Может, ты что-нибудь забыл?

— Я не мастер запоминать детали.

— Ты хочешь сказать, что настала моя очередь объяснять кое-что, так?

— Думаю, что да.

Джанеуэй вздохнул.

— Ты даже не представляешь, как я боялся этой темы. У тебя есть полное право знать, но все равно… не хочется мне, но раз начал… — Он сделал глубокий вдох. — Ты ведь не думаешь, что твой брат действительно занимался нефтяным бизнесом?

— А чем же еще, как же он тогда зарабатывал деньги?

— Я давно знаю, как он зарабатывал монету, и поверь мне, отношение к нефтяному бизнесу он имел только через бензоколонки, когда заправлял машину. — Джанеуэй покачал головой. — Ты просто потрясающий человек. Он всегда говорил, что ты легковерный, но я не ожидал, что до такой степени, — Джанеуэй произнес это очень искренне.

— Он бы не стал обманывать меня. Мы никогда не обманывали друг друга. Ну, там приврать иногда немного, но не больше. Черт, время от времени все чуть-чуть загибают.

— Ладно, где он жил?

— В Вашингтоне.

— Центром чего является Вашингтон?

— Всего государства.

— Так. А знаешь ли ты, насколько одна часть правительства ненавидит другую? Например, у военных: армия терпеть не может флот, а флот ненавидит воздушные силы. Почему? Потому что когда-то армия была всем, а потом все поменялось и лидером стал флот. Потом раз! — еще перемены. Вот уже воздушные силы получают все, что им требуется, а адмиралы и армейские генералы стоят в стороне. Только представь, что там творится сейчас! Об этом телевидение говорит целыми днями, дрязги вечные. ФБР ненавидит ЦРУ, а вместе они ненавидят Секретную службу. Они постоянно перебраниваются и скулят. Затянувшаяся междоусобица, края их соприкосновения остры, между ними есть расщелины. В этих расщелинах мы и живем. — Прозвучало это с подчеркнутой серьезностью. С таким же серьезным видом он отпил вина из стакана.

Вдохновенно врет, подумал Бэйб.

— Нас сформировали, когда расщелины стали чуть шире. Сразу после событий в заливе Свиней[11]. Так вот, когда пропасть между тем, что ФБР может квалифицированно сделать, и тем, что Секретная служба, скажем, может вытерпеть, становится шире, обычно вступаем в дело мы.

— Кто — вы?

— Вот это определить очень трудно. Я — выпускник Дармута. Стипендиат, а от всех этих кличек и паролей завыть можно. Мы — это Отдел. И все. Заглавная буква О.

— Чем вы занимаетесь?

— Оперативной работой. Я сам был оперативником, пока меня не повысили до контролера, а если я проживу достаточно долго и не буду бестолковым, то у меня есть много шансов на выигрыш. Найти убийцу твоего брата — дело моей чести. Он был оперативником, когда погиб.

— Какую оперативную работу он выполнял?

— Всякую, какая была необходима.

— Довольно неопределенно.

— Совершенно верно.

— Что вы имеете в виду, говоря «всякую»? Вы ведь не имеете в виду что-нибудь плохое?

— Разве не примитивно для историка рассматривать современную политическую борьбу за высшую власть таким образом? «Хорошие поступки. Плохие поступки. Злодеи».

— Он никогда бы и мухи не обидел. Я в этом уверен. А вам поверить не могу.

— Ты знаешь, кто такой был Сцилла?

— Естественно, но Сцилла был не «кто», а «что», — огромная скала недалеко от побережья Италии.

— Сцилла — это была кличка твоего брата.

Бэйб потряс головой. Ему хотелось на свежий воздух. Док, подумал Бэйб, я хочу, чтобы ты был рядом.

— Можешь трясти головой сколько угодно, но так оно и есть.

— Вы утверждаете, что мой брат — шпион, простите — оперативник, а я и не подозревал об этом.

— Я утверждаю, что твой брат был первоклассным оперативником, потому что ты ничего не знал об этом. С тобой он пил вино, а обычно — шотландское виски. Не было такого оружия, которым бы он не владел, а с тобой — пугался при виде пистолета. Я думаю, больше всего он боялся, что в один прекрасный день ты обо всем догадаешься.

— Почему?

— Он боялся, что ты не одобришь его профессию.

— Почему! Я всю жизнь подражал ему. Если он употреблял какое-нибудь новое словечко, я тут же его перенимал, и его походку, мимику… Я был в восторге, когда мне приходилось носить его старые вещи… Я…

У Бэйба не было сил говорить дальше. Он устал, новости потрясли его, а он был утомлен еще до этого: монолог об отце отнял у него много сил.