Ольга Михайлова - Мораль святого Игнатия
Де Моро задумался.
— Вы сказали как-то, что Господь сокрушит сатану под ноги наши… — Дамьен остановился, мягко поправленный отцом Горацием, что это сказано в Писании, — это неважно. Добро победит зло. А взгляд на добро и зло тоже меняется?
— Добро — это Господь. Зло — дьявол. Это истинное определение. Но зло, чтобы существовать в созданном Богом мире добра должно под него маскироваться, изобретать ложные системы ценностей, уверять, что между ним и добром разницы нет, а если есть — то, так, самая незначительная… Но, слушай и не говори, что не слышал, Дамьен: человек, который говорит, что не видит разницы между добром и злом — либо подлец, либо глупец. Tertium non datur. Человек совершенный навыком приучен различать добро и зло. Это вложено Богом. При этом нужно помнить, что любое истинное определение добра и зла может быль искажено дьяволом, а любое ложное определение, например, «добро — то, что нравится, а зло — то, что не нравится», — мгновенно становится истинным, если мы приложим его к Богу. Поразмышляйте над этим.
— А помните, вы сказали, что есть Люди Зла, способные заразить любые души — кого ржавчиной, кого — плесенью. Но они непрочны, то есть, не укоренены в бытии по Аквинату, да? — Последние слова говорили, что Дамьен действительно, думает над сказанным ему, и де Шалон с одобрительной улыбкой кивнул ему. Дамьен продолжил. — Я читал, что болезнь зла имеет свойство расти, как раковая опухоль, подчиняясь своему внутреннему циклу. И как только этот процесс минует некую определенную стадию, его не остановить. Даже если человек сам того захочет. А он, наверное, и не может уже захотеть… — Гораций внимательно слушал юношу. Он старался научить его думать, но уж в больно опасном направлении — и не в первый раз! — текли мысли Дамьена. — То есть зло саморазрушительно и самоубийственно, — подытожил между тем Ворон, — но каковы основные черты распада? Как их понять? Где об этом почитать?
Отец Гораций почесал кончик носа. И не потому, что тот и впрямь чесался, а чтобы скрыть замешательство.
— Зло есть в каждой душе, мой мальчик, и выследить его проще всего в себе, чем пытаться заметить в чужой душе, закрытой для тебя. Подлец никому души не раскроет, запомни. Тут скорее ход событий можно понять по итогу, чем прогнозировать итог по видимым признакам распада. Если ты видишь падение грешного — это и означает, что распад завершен.
Дамьен был разочарован, но явно этого не показал.
Сам же отец Гораций, вспомнив переданные ему Дюраном слова малыша Эмиля о том, что де Моро честен, заинтересовался этим. Из тех оценок и суждений, который ронял Дамьен, де Шалон и вправду понял, что наиболее отвратительными и непотребными грехами Ворон считает воровство, блуд и пьянство, нетерпим к предательству и подлости, но гораздо мягче относится к гордыни и гневу, а лень и чревоугодие и за грех-то не считает. Отец Гораций задумался. Что могло заставить юношу возненавидеть воровство? Почему такая нетерпимость к пьянству? Де Шалон предположил, что причина — в семье де Моро, но пока не торопился выяснять это.
Пока отец Гораций просто учил Дамьена.
— Единственное, что ставит человека в унизительную зависимость от мира, — говорил он юноше, — это греховность человеческой природы. Избавься от пороков, — и ты станешь неуязвимым. Если отринешь чревоугодие — дух твой станет выше голода, если победишь блуд — будешь неуязвим для соблазнов, возвысишься над жадностью — и ничто мирское не прельстит тебя… Никто не купит тебя и не соблазнит. Сумей преодолеть гордыню, смирись пред Господом, — и вознесешься над миром. Не завидуй, не гневайся, никогда не отчаивайся. Стяжай Дух Господень, ибо только там, где Он — там свобода, там справедливость и Истина.
Ещё Мишель де Монтень полагал, что если учителя будут просвещать своих многочисленных учеников, не обращая внимание на различие их способностей и характеров, то не удивительно, что среди огромной толпы детей найдётся всего два или три ребёнка, которые извлекут настоящую пользу из подобного преподавания. Люди отличаются друг от друга и способностями и склонностями. Их следует вести к благу различными путями, исходя из их нрава. Оба иезуита любили прославленные монтеневские «Опыты» и никогда не гнушались его советами. Впрочем, оба были реалистами. Первая проблема воспитания — научить детей вести себя в приличном обществе. Вторая, увы, куда более сложная, — найти им это приличное общество во время всеобщего оскудения. Поэтому отцы-иезуиты формировали самый живучий и приспособленный к перипетиям бытия тип человека — выживающий в любых условиях, устойчивый и неколебимый. В какое бы общество ни попал их выкормыш — он либо легко приспосабливался, либо изменял само общество.
Воспитанникам никогда не говорили, что они созданы для счастья. Внушающий детям подобное, по мнению отцов-иезуитов, заслуживал, как «соблазнитель малых сих» только жернова на шею. Ничтожество, озабоченное своим мелким счастьем, бесполезно для Бога и обременительно для ближних. Первый же жизненный удар валит воспитанного в чаянии счастья на землю, порождая кощунственный ропот на Господа, тоскливые жалобы на судьбу и ничем не оправданные укоры ближним.
Эти люди — балласт человечества.
Иезуиты готовили Христовых воинов, ходивших перед Богом и отвращавшихся от похотей плоти, учили отказу от собственной воли и собственных желаний. Мнение света не понимало этого, и часто вопило об унижении человека в подобном умалении. Глупцы не постигали, что смирение — величайшая и мощнейшая из защит человеческих, которой мудрый учитель может наделить ученика. Как унизить того, кто ничто для себя не считает унижением, как обидеть того, кто считает себя достойным плети? Чем задеть того, кто единственно значимым считает Господа? Ценности питомцев иезуитов были недостижимы для задевающих их, ибо Бог поругаем не бывает. Они считали любое несчастье вразумлением себе, наказанием за собственные грехи или испытанием своей прочности и верности Богу.
Эти люди не ломались никогда.
Глава 2. Бастарды и психи
Глава, в которой ученики отца Дюрана и отца Горация начинают прикладывать принципы учителей к своему бытию.Августин считал веру непременным условием всякого познания, она, по мнению отцов-иезуитов, обостряла интеллект. Создатель ордена Игнатий Лойола ощутил Бога как Творца и Господина Вселенной, как высшее благо и единственную абсолютную реальность. Весь остальной мир реален лишь как причастный к Богу. С помощью веры человек усматривает присутствие Бога во всех событиях человеческой истории и в своем повседневном духовном опыте. Прямым следствием этих тезисов святого Игнатия являлась способность его учеников неустанно удивляться таинственному величию мира и избегать опасности отвлеченной эрудиции и сухого интеллектуализма, подстерегающей многих молодых людей, взыскующих знаний.
