Александр Петряков - Колобок
А у раскрытого окна возникла немая, как в комедии Гоголя, мизансцена: Надежда Ивановна, Макаров, Саша и сержант, который привел Погоняйло, высунулись в окно и молча наблюдали, как подозреваемый скрывается в темную арку.
Наконец майор плюнул в это злосчастное окно, будто оно виновато, ударил кулаком по подоконнику, укоризненно глянул на подчиненных и сказал:
— Работнички, мать вашу! Ну, что стоите? Догоняйте!
— Так точно! — Саша бегом ринулся к выходу, следом за ним хотела было двинуться и Надежда Ивановна, но Макаров остановил ее:
— И без тебя справятся. Лучше сказать: не справятся, то есть не догонят. А ты, обратился он к сержанту, — где ты, мерзавец, шлялся?
— Отлучился, товарищ майор, по нужде.
— Вот теперь у тебя другая нужда — заяление писать. Понял?
— Так точно. Но ведь у меня первый раз такое.
— Ага, значит, как в телевизоре, понять и простить? Ты это имел в виду?
— Похоже, что так.
— Не надейся.
Майор прошел к себе в кабинет и с силой захлопнул дверь. Нельзя сказать, что эта неудача сильно его огорчила. Возможно, так бы оно и было в другой день, но сегодня в душе витал образ встреченной на набережной прекрасной незнакомки. Виктория! Ее зовут Виктория! А это означает победу. Но только кого над кем? И опять стал допытываться от самого себя: звонить или нет? Решил, что позвонит, но не сейчас, не сегодня.
Итак, ситуация с делом Павлодаева оставалась в прежней фазе. И теперь уже опытному сыщику Макарову становилось ясно, что преступники теперь, как говорится, залягут на дно. И совершенно ясно, что в Кингисеппе Древяскин долго не задержится. Туда и людей посылать незачем. Этот рыжий Погоняйло наверняка с ним свяжется, если уже не связался по мобильнику. Так что, похоже, дело вновь становится «глухим», и на этом, пожалуй, следует поставить точку. С этими мыслями майор внутренне примирился, и только вздохнул, припоминая, сколько уже «глухарей» скопилось у него в шкафу.
Он сел в свое рабочее кресло, довольно удобное, доставшееся ему от предшественника Фомина, старого ветерана, служившего в уголовном розыске еще при Сталине. И кресло это называлось тоже «сталинским». Обитое черной кожей, с овальной спинкой и пружинами, оно действительно было очень комфортным. Майору, сидя на нем, как будто, и лучше думалось. Но сейчас мысли его были не о делах. Из головы не выходила прекрасная незнакомка Виктория, и Игорь Андреевич и раз, и другой протягивал руку к телефону, но все никак не решался набрать указанный на визитке номер.
21
Тем временем Максим Павлодаев подъехал к отделению связи, где, он надеялся, лежали письма жены, какие ему очень хотелось получить. Его страшно, до непереносимого внутреннего страдания, мучило то, что жена опять обвела его вокруг пальца. А клялась, что никогда больше и ни с кем! «О женщины, ничтожество вам имя!». Эту цитату он помнил с детства. Его отец любил ходить в театры и, к огорчению матери, иной раз заводил интрижки с актрисами. И эта фраза не слезала с его языка.
Когда он вошел в помещение и подошел к окошку, за которым сидела уже знакомая нам пышнотелая девушка, в очереди стояли четверо. Через минут десять Максим, обаятельно улыбаясь, просунул свой паспорт в полукруглую в стекле дыру. Девица, не глядя на него, взяла паспорт и спросила:
— Что у вас? До востребования?
— В некотором смысле. Видите ли, моя жена послала меня забрать письма, которые она по ошибке отправила. Вернее, не по ошибке, а хотела в них еще кое-что приписать. Понимаете, она очень рассеянная…
Девушка заглянула в паспорт, лукаво улыбнулась и ответила:
— Жена ваша, значит, Павлодаева Наталья Сергеевна? Рассеянная, значит? И что такого в этих письмах любопытного? Дамочка одна сегодня тоже очень сильно ими интересовалась.
— Какая еще дамочка?
— Та, что судьей работает.
— Судьей? Странно.
— Да уж, действительно странно. Я, конечно, вижу, что вы муж этой рыжей дамочки, но писем вам вернуть не могу. Пусть сама приходит или пишет нотариальную доверенность.
Максима удивило, что какая-то женщина, судья, также интересовалась письмами жены. Хотя, рассудил он, может быть, Макаров попытался без него получить письма. Но сейчас его волновало только одно: отдаст ему эта пышнотелая девица письма или нет? Судя по игривым взглядам и медоточивому голоску, она была не прочь пофлиртовать. И Максим, несмотря на глодавшую его сердце горечь, изобразил на лице улыбку и присовокупил пару расхожих комплиментов. Это возымело действие, и девушка встала со стула и, покачивая бедрами, отправилась за корреспонденцией. Через минуту-другую пара уже проштемпелеванных конвертов лежала перед Максимом.
— Держите, — игриво сказала служительница, — и напишите, — она просунула в окошечко лист бумаги, — что Павлодаева Наталья Сергеевна получила два письма, отправленные туда-то и туда-то. За жену расписываться умеете?
— Хо-хо, — весело ответил Максим, — за кого я только не умею!
Он быстренько написал, что требуется, подписал отпечатанную на принтере доверенность и с благодарной улыбкой на лице попросил:
— Продайте мне конвертик.
Он взял конверт и протянул в окошко радужную банкноту.
— Спасибо. Сдачи не надо.
Она покраснела и сказала:
— И вам спасибо.
С бьющимся сердцем Павлодаев вышел из почтового отделения и сел в машину. Нервным движением вскрыл адресованное Древяскину письмо и стал читать. Боже! Неужели женщины так коварны?! Увы, то, что прочел господин Павлодаев в этом письме, ну просто никак не укладывалось в его представления о супружеских взаимоотношениях. Судите сами. Наталья Сергеевна сообщала в этом послании своему любовнику, что ждет не дождется того дня, когда вновь сможет на него «напялиться». Каков глагол! Далее она пишет, чтобы ненаглядный Миша уезжал из Кингисеппа в Москву к ее подруге, куда она сможет выбраться не вызывая подозрений у мужа. Далее сообщался адрес и телефон московской подруги Елены Дроздовой. Максим взял в руки второй конверт, хотел было его вскрыть, но отбросил и закрыл лицо руками. Не трудно догадаться, как горько и тошно было у него на сердце. Он винил себя теперь за то, что простил жену, которая, оказывается, и не думала прекращать свои любовные шашни. Хуже того, она намеревалась изменять ему и в дальнейшем. Максим немного успокоился, взял себя в руки и вскрыл второй конверт. Письмо оказалось очень коротким: «Милый Ленусик! Приюти ненадолго симпатичного молодого человека. Только не вздумай приставать! Твоя Натулька».
Когда Павлодаев привез эти письма Макарову, тот быстро их прочел и стал с улыбкой потирать руки.
