Юрий Вознюк - Таежная одиссея.
— Выживет!—махнул рукой Димка.
Собаки, увидев зверя подвижным, полезли было в клетку, но мы отогнали их и, завалив убежище рыси хвоей, ушли в зимовье. Только тогда почувствовали по-настоящему, каким тяжелым выдался для нас день.
На другой день наша компания спала до тех пор, пока солнце не заглянуло в окно. Поднявшись, не торопясь умылись, позавтракали. Я вспомнил про свои петли и пошел их проверить. Сузев и Моргунов решили построить еще одну клетку, потом соорудить какое-нибудь жилье для собак.
Из двадцати одной петли я вытащил двенадцать маньчжурских зайцев. Подобной удачи я еще не знал. Это было весьма кстати. Себя мы всегда могли снабдить дикой свининой, а вот прокормить трех прожорливых псов было хлопотно. Для собак и рыси зайцы были самой подходящей пищей. Охотничье честолюбие переполняло меня, когда я складывал ржаво-бурые тушки зайцев в рюкзак. Нет, не зря я с детства стремился на Дальний Восток — здесь сбылись мои самые смелые охотничьи мечты!
Возвращаясь, я присел отдохнуть, и постепенно новое, доселе неизвестное чувство начало незаметно, исподволь подтачивать меня.
Куда ни кинь взгляд, всюду застывшие громады синеющих сопок, неподвижная тайга, снег, тишина. Все это далеко от людей, от их жизни. Идет пятый месяц нашего пребывания в тайге. Иногда, вечерами, с непреодолимым желанием хотелось снять с себя прокопченную, пропахшую дымом одежду, надеть костюм и пойти в обычный городской кинотеатр, потолкаться на шумных улицах, в магазинах, посмотреть витрины, сесть в такси и через двадцать километров, не чувствуя никакой усталости, знать, что у тебя сегодня еще уйма времени для других дел. Видимо, потому, что мы выросли в коллективе, нам так остро начало не хватать его, и даже втроем мы подчас чувствовали себя одиноко.
Я вернулся к зимовью в разгар строительства. Инженерные проекты Димки и Сузева были несовместимы даже в вопросе изготовления собачьей будки. Я не стал вмешиваться в их прения и взялся за приготовление обеда. Времени у меня хватало, продуктов тоже, и я позволил себе проявить фантазию в надежде пробудить наши задремавшие гурманские чувства. Вообще в последнее время мы ели очень много и пять килограммов мяса съедали за один присест.
4
Сузев и Моргунов ушли в Заячий ключ искать рысь, следы которой мы видели. Я остался в зимовье,
Страницы из дневника
(Запись, сделанная Моргуновым)
«...К вечеру мы все-таки умудрились поругаться и я сказал Сузеву, чтобы он возвращался в зимовье. Сузев не ушел — сердиться он долго не может.
До этого я еще ни разу не ночевал зимой под открытым небом и теперь на собственной шкуре узнал, что такое. Какой тут сон! Спереди печет от жары, сзади мурашки от холода бегают. Подремать, конечно, можно, но спать без палатки или спального мешка нельзя. Всякие там рассказы, что кто-то ухитрился прожить зиму у костра, — вранье. Выжить короткое время можно — работать нельзя. Две недели такой жизни, и тебя придется отхаживать в больнице.
В общем, перемаялись мы ночь, а утром пошли дальше Видели лежку рыси. Нашли место, где она поймала зайца. Или она была не голодная, или вообще мало жрет, но только половину зайца бросила. Наверно, когда много харчей, рысь мало ходит — больше спит, как и все кошки. К полудню мы дошли до ночных следов и, чтобы не вспугнуть ее, вернулись в зимовье.
Сегодня у нас выходной. Сделали одну «приспособу» для стаскивания рысей с дерева. Завтра двигаем. Думаем управиться дня за три».
Автором «приспособы» был я. Мысль эта пришла мне в голову совершенно случайно по странным ассоциациям.
В тот день, когда Сузев и Димка ушли на Заячий ключ, я решил пробраться как можно дальше к истокам нашего ключа, который мы назвали Большим. День выдался теплым, и вся лесная птичья мелочь дружно пищала, ползая по стволам и веткам деревьев. Я засмотрелся на юрких и нарядных поползней, беспрерывно сновавших над моей головой. Плотные подвижные птички, деловито переговариваясь, ощупывали своими острыми клювами морщинистую кору деревьев.
Глядя на них, я вспомнил, как в детстве мне приходилось ловить их силками. В волосяные петли силков большей частью попадались синицы, но были и поползни. Я сажал их в клетку, кормил и, насмотревшись, выпускал. Потом я просто насыпал на дощечку овса и наблюдал за птицами. Мне было жалко пичугу, когда она, запутавшись лапками в петлях, начинала отчаянно рваться на свободу.
В петлях... петли... Здесь-то мне и пришла в голову мысль применить их для поимки рысей.
Километрах в десяти от зимовья я увидел следы рыси. Откровенно говоря, я мало верил в успех своего похода, так как считал невероятным, что в тайге может бродить столько хищников. Не могли же здесь рыси жить в каждом ключе?!
Возвращаясь назад, я наткнулся на браконьерский «огород». Этот искусственный повал деревьев был подновлен, но ни ям, ни петель в проходах не было. Вдоль завала множество следов кабарги и изюбров, а в одном месте нашел следы разыгравшейся недавно трагедии. Прямо над проходом росли приземистый, искривленный тис и такой же ясень, ветви их переплетались и образовывали воздушную беседку, в которую и забралась для засады рысь. Три дня назад она подкараулила здесь кабаргу и, не утруждая себя перетаскиванием, тут же лениво закусила добычей. К этому месту она больше не приходила, и теперь над остатками животного трудились колонки и вороны. Очень скоро от кабарги осталась одна разбросанная шерсть. Такую небрежность зверя можно было объяснить только его кровожадностью, и дикая кошка потеряла в моих глазах свою былую привлекательность. Впоследствии мы смогли убедиться, что рысь часто не возвращается к своей жертве. Я обошел весь «огород» и еще дважды встретил круглые, аккуратные следы рыси.
По пути к зимовью я сделал крюк, чтобы посмотреть, над чем так разоралось целое полчище ворон. Возле толстых высокоствольных кедров увидел вытоптанную в снегу площадку, но среди кабаньих следов трудно было что-нибудь разобрать. Кабаны прошли здесь дней десять назад, после них выпал небольшой снег и припорошил следы. Расхаживая между деревьев, я заметил возле крупной валежины два оглоданных кабаньих скелета. Часть разбросанных костей валялась далеко в стороне. Интересно, чья это работа? Заглянув за валежину, я почувствовал, как мое любопытство сменилось удивлением, а потом и неприятным холодком тревоги. Кабанов убил медведь! Двух сразу! Но это был не обычный медведь. Мне приходилось читать о полутонных лесных великанах, но этот, как мне показалось, вряд ли бы уложился в полтонны. Две мои ноги свободно размещались на его следе, а там, где медведь перелезал через валежину, снег был снесен на полтора метра. Зловеще каркали вороны, и я подумал, а не этот ли бродяга снял скальп с бывшего хозяина нашего зимовья. Несомненно, зверь стал шатуном, и встреча с ним не сулила ничего хорошего; а она могла состояться самым неожиданным образом. Кабанов в этом ключе ходило много, и, как знать, не задержался ли в нем медведь. Тайга сразу стала какой-то неуютной, и я заторопился в зимовье.
