Лазарь Лагин - Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова)

— Егорычев! — патетически обратился к нему репортер. — Благодарю вас от всего сердца. Вы настоящий джентльмен, и я вас еще больше полюбил!

— Ложитесь отдыхать, старина, — деловито промолвил Егорычев, который терпеть не мог приподнятых интонаций. — Через час вам придется сменить Смита.

— Не грех было бы заставить и мистера Цератода включиться в это дело, — заметил Мообс, движимый не столько чувством справедливости, сколько неприязнью к англичанам.

— Стоит ли? Мы еще успеем нагрузить его работой. Дела хватит на всех.

— Но это я так, между прочим, — поправился репортер. — А вообще, я буду счастлив оказать вам эту услугу.

— Не мне, а нам. В том числе и самому себе. Только одно условие, Мообс: не давать этим эсэсовцам переговариваться ни с вами, ни между собой. И чтобы они ни в коем случае не подымались со своих мест. Вы понимаете, почему?

— Вы, кажется, считаете меня ребенком, Егорычев!

— Упаси меня бог от такого мнения! И пока вы на вахте, не допускайте в пещеру никого, кроме меня и Смита. Ясно?

Мообс утвердительно мотнул головой.

— Даже Фламмери.

— Даже Фламмери? — кисло переспросил репортер.

— Даже Фламмери. Обещаете?

— Обещаю.

— Потом я вам объясню причину. Сейчас ложитесь спать. А я спешу.

— С удовольствием. Только меня нужно разбудить. Вряд ли я сам так скоро проснусь.

— Разбудим.

В Мообсе вдруг заговорил товарищ:

— А может быть, лучше бы вам сейчас прилечь? Ведь вы больше всех нас устали.

— Мне еще рано, — ответил Егорычев и направился к Фламмери и Цератоду. — Ложитесь, ложитесь, не теряйте драгоценного времени!

Мообс не стал терять времени. Через минуту его бодрый храп разнесся по всей лужайке.

Фламмери и Цератод встретили Егорычева с озабоченными лицами.

Цератод величественным жестом пригласил его сесть. Егорычев сел и только сейчас по-настоящему почувствовал, как он устал.

«Неужели они хоть из вежливости не предложат мне отдохнуть?»-подумал он с любопытством.

Но у них ничего подобного и в мыслях не было.

Впрочем, Егорычев ни за что не согласился бы сейчас прилечь. Он уже заранее решил, что позволит себе прикорнуть только тогда, когда хотя бы важнейшие, самые неотложные дела будут улажены. А дела было еще непочатый край. Надо было решить, что предпринимать с оставшимся на свободе эсэсовцем, тщательно обыскать пещеру и ее окрестности, собрать в одно место все оружие, все документы, все оборудование и продовольствие, продумать, как изолировать пленных (об этом придется отдельно посоветоваться со Смитом), разработать систему вахт, попробовать еще сегодня приступить к ремонту рации и еще многое, многое другое.

А после всего этого еще оставался допрос майора Фремденгута, чтобы выяснить задачу, поставленную перед здешними эсэсовцами.

— Мистер Егорычев, — обратился к нашему герою Цератод, многозначительно подчеркивая каждое слово. — Поскольку именно в результате вашего неуважения к воле большинства (чему я, впрочем, принимая во внимание ваше специфическое воспитание, нисколько не удивляюсь) мы оказались сейчас в таком беспримерном тупике, мы с мистером Фламмери были бы в высшей степени рады услышать из ваших уст соображения по поводу создавшегося положения.

— Неужели вы, господин майор, все еще сомневаетесь, что нас прикончили бы в первый же день, если бы мы, позабыв о своем воинском долге, сдались в плен этим профессиональным убийцам? — отвечал ему Егорычев вопросом на вопрос, правильно поняв, о каком тупике идет речь.

— Мы не на митинге, где надо запугивать простачков, — насупился Цератод. — Я был бы вам, мистер Егорычев, крайне признателен, если бы вы отказались при беседе с нами от излишних агитационных интонаций и грубо прямолинейных суждений о нацизме.

Егорычеву некогда было пускаться в дискуссии е Цератодом. Но, Заметив, что Фламмери пытается подать реплику, он счел нужным уточнить свою мысль.

— Не думайте только, капитан Фламмери, что для вас они сделали бы исключение. У них здесь для этого слишком серьезное и засекреченное задание.

— Я позволю себе иметь на этот счет свое мнение, — процедил сквозь зубы капитан санитарной службы.

— А я рад за вас, что вам не пришлось проверить его на практике.

Затем, не дав обоим джентльменам времени для продолжения бесполезных препирательств, Егорычев изложил перед ними свой план действий.

Ясно было, что ефрейтор Сморке если и задумает в целях уяснения обстановки пробираться сюда, на площадку, то, конечно, не рискнет проделать это в светлое время суток. Следовательно, до вечера можно считать себя обеспеченным от этой заботы. Представляет ли Сморке опасность? Бесспорно. Но ее не следует преувеличивать. Во-первых, у него только один путь на площадку — сравнительно узкая перемычка, которую легко можно держать под Контролем. Во-вторых, у него мало патронов — всего одна обойма. С каждым его выстрелом он становится безопасней. Значит, надо что-нибудь такое придумать, чтоб заставить его поскорее израсходовать весь свой боезапас. Егорычев берет решение этой задачи на себя. Хотя, конечно, он был бы счастлив, если бы у уважаемых господ офицеров оказались по этому вопросу какие-нибудь предложения.

У уважаемых господ офицеров по этому вопросу никаких предложений не оказалось.

— Во всяком случае, — продолжал Егорычев, выждав немножко для приличия, — если нам до вечера не удастся поймать или ликвидировать ефрейтора Сморке (при слове «ликвидировать» майор Цератод поморщился), надо будет заминировать тропинку. Мин достаточно — целый ящик.

— Хотел бы я иметь ваш оптимизм, — пробурчал Цератод.

— Уверяю вас, он основан на самом трезвом учете обстоятельств. Кстати, прошу вспомнить, вчера в это время мы и мечтать не смели, что сегодня будем не только живы, но и сыты и на довольно приятном кусочке земли.

— Вот именно, Кусочке! — фыркнул капитан Фламмери. — Вас не устраивают размеры острова, капитан?

— Нет, что вы! Я в восторге.

— И, конечно, — продолжал Егорычев, пропуская мимо ушей язвительное пофыркиванье обоих джентльменов, — нужно будет сделать все, чтобы поскорее починить рацию.

— А вы умеете, господин капитан-лейтенант, ремонтировать радиоаппаратуру?

— Не очень, господин майор. В основном надежда на пленного фельдфебеля Кумахера.

— Слабая надежда.

— Мы уже с ним об этом договорились. Оба джентльмена были приятно удивлены.

— Если только, — уточнил Егорычев, — пленные не будут иметь оснований сомневаться в нашем единстве.

— Боже, какие красивые слова! — пробормотал Фламмери.