Татьяна Зингер - Нечего бояться
Противогаз Фил обратно не надел, и это вызвало сомнения.
-- Простите? -- окликнула его, идущего чуть быстрее меня. -- Раз вы так боитесь заражения, не разумнее было бы носить защитную маску постоянно?
Он фыркнул.
-- Мы не мора боимся -- тот по воздуху не передается, -- а испарений от монорельса. Сюда катается древняя дрянь, заправленная всякими вредными отходами. Наши парочку раз выбежали без противогаза, а потом все волосы повыпадали... Командира видала? Он раньше стригся каждый месяц.
Я машинально дотронулась до хвостика.
-- А ты, -- Фил говорил без одобрения, -- какой же из тебя врач, ты о болезни меньше нашего знаешь.
-- Обычный, -- огрызнулась.
-- Ага, семнадцатилетний, -- он гоготнул и пошел по дорожке, мимо пустующих скамеек и заросших сорняками лужаек, на запад от площади.
Я на выпад не ответила, только насупилась. И под дождевыми каплями, колотящими по лбу, направилась следом.
Ботинки тонули в грязных лужах. Фил выбирал, наверное, самый гадкий путь: с кочками и ямами. Ремень сумки натер плечо. Я не поспевала за провожатым и задыхалась, грудь сдавливало от боли. Но вскоре сквозь вечерний туман, размазанный ливнем, прорисовался лагерь. Полуобустроенный, несуразный. Половина длинных сооружений и вовсе была наспех сколочена из листов железа; другая -- вагончики на колесах. Окружающие его забор низенький, ворота кособокие. И это жилище военных?
Нас встретило двое караульных. Они, стоя по обе стороны ворот, увлеченно переругивались.
-- Сам ты продул, -- обиженно заявлял левый. -- Нечего мухлевать.
-- Я мухлюю?! -- правый глотал окончания от возмущения. -- Да это ты косоглазый, за картой не следишь.
Увидев нас, они застыли по струнке и зачем-то отдали честь, хотя, как по мне, Фил на высокие звания не тянул. Или честь положено отдавать всегда и всем? А считается ли неприличием обыкновенное "здравствуйте"? В любом случае, их перебранка на посту не добавила гордости и уважения к военным. Несерьезно это: за колючей проволокой гибнут от мора люди, а они ругаются из-за игр.
Мой провожатый остановился, едва переступил вход в лагерь.
-- Ну и куда тебя девать? -- полюбопытствовал он. -- Приказ был доставить. Я доставил?
-- Доставил, -- подтвердила я.
-- Тогда удачи, доктор.
Отсалютовал и спешно завернул за ближайший угол. Я не успела даже рта открыть для праведного гнева. Перспектива вырисовывалась мрачная: мерзнуть под дождем с оттягивающей плечо сумкой и промокшими ногами.
Повезло. Очевидно, караульные сообщили обо мне по передатчику, потому что из дома-вагончика степенно вышел седовласый мужчина. Пузатый и коротконогий, с тонкой бородкой, но ощущалось в нем нечто такое, из-за чего хотелось затаить дыхание и подобострастно кивать. Я машинально выпрямилась.
-- Здравия желаю, -- поприветствовал он и с ходу преступил к разъяснению: -- Доктор, вы -- персона неожиданная и, скажу прямо, обременительная для нас. Ваше присутствие несет дополнительные проблемы. Тем не менее, сегодня вы останетесь в лагере, завтра же вас отправят на участок. Свободной койки не обещаю, но тарелку похлебки -- обязательно.
Его тон не предвещал хорошего. Словно военный мечтал избавиться от меня, поскорее спровадить в зараженный город. Его милый, даже смешной вид не вязался с ледяными интонациями, жалящим взглядом и поджатыми губами.
-- Спасибо, но... -- я замялась. Вопросов скопилось слишком много; с какого бы начать. -- Я совершенно не представляю, что должна предпринять, когда прибуду в лабораторию. Куда идти, чего ждать? Мне обещали объяснить...
-- Объяснить? -- переспросил он, покрутив бородку. -- Обратитесь к любому.
-- А вы?
-- А я -- не любой, -- гаркнул и, попрощавшись, ушел.
Спорить было бесполезно, да и ни к чему. Рановато я назвала встречу с ним везением. Ничего не изменилось, разве что мне пообещали жилье и ужин. Я покорно побрела вдоль бараков, выискивая другого, более благожелательного солдата. Можно было обратиться к караульным, но они не вселяли доверия, тем более -- уселись за новую партию.
Не без труда я добралась до явно жилого помещения. Изнутри доносились мужские голоса. Я опасливо приоткрыла дверь и заглянула в образовавшуюся створку. Не спальня, скорее "комната отдыха", если в подобных лагерях существуют такие. Стол, стулья, и шестеро человек. Двое борются на руках, остальные окружают их, улюлюкают и выкрикивают имена соперников, напоминают о каких-то ставках.
Я стряхнула капли воды и деликатно постучалась. И опять взгляды, кричащие: "Откуда она здесь?!" Да-да, женщины в лагере -- новинка. Это и коту понятно. Но столько внимания у меня не было за все семнадцать лет жизни. Точно диковинное животное в зоопарке.
-- Извините, что отвлекаю. Я приглашенный врач... И вынуждена до завтрашнего дня жить с вами. Но мне не объяснили, где можно разместиться, -- протараторила, закрыв дверь за собой, чтоб не оставалось пути к отступлению. Следом скинула с сумку, выпрямилась до хруста позвонков.
Один солдат благосклонно кивнул, другой почесал подбородок.
-- Ларка?! -- то ли с удивлением, то ли с недоверием воскликнул кто-то.
В сердце застучало. Вдруг это Ник?! Голос отдаленно знакомый, словно откуда-то из прошлого. Картавое "Ла-ака". Нет, оно принадлежало не Нику. Я отыскала говорящего взглядом и на мгновение онемела.
Одним из борющихся военных был Грин. Коротко стриженный, возмужавший и... обалдевший. Густые брови вздернуты, глаза навыкате. Смешной. Как же он вымахал за годы расставания! Сейчас я едва доставала ему до подбородка, и то -- на цыпочках.
Я подлетела к нему и вжалась в рубашку. Мокрая одежда хлюпнула. Грин, отпустив руку соперника, неуверенно приобнял меня за талию.
-- Вот кого не ожидал увидеть, -- с сомнением начал он, но его перебили остальные.
Разнеслось многоголосое:
-- Вы знакомы?
-- Грин, ты её знаешь?
-- А почему нас не обнимаешь, красавица?
Я заалела, отстранилась. Друг освободил стул и усадил меня туда, шикнул на переговаривающихся товарищей; те не замолкли, но шуточки отпускали тише. Ошеломление сменилось суровостью в интонациях. Грин кратко рассказал, что мы дружили в подростковые годы, а после вопросил со строгостью:
-- Что ты тут делаешь?
Стоило бы рассказать о Нике и его распределении в Косс, но тогда перед чужими людьми раскрылось бы слишком много карт. Да и Грин. Доверять ли ему? Если он служит в войсках Единства, то где гарантия, что не сдаст властям? Любой бы так и поступил, а уж тот, кто давал клятву верности правительству, -- непременно. Думается, его данные засекречены не просто так.
-- Я вызвалась добровольцем, -- выдавила слабую улыбку. К чему утаивать правду? Достаточно не обозначать деталей.
