Приключения бригадира Этьена Жерара - Артур Конан Дойль

Толедская улица находилась в самом дальнем расстоянии от тех мест, в которых можно было ожидать нашего нападения, и поэтому на ней не было никаких войск. Все было погружено в тьму. Только изредка мелькали огоньки. Я без труда отыскал дом, о котором мне говорили. Огня в окнах не было, а дверь была затворена. Я осторожно взялся за ручку двери, отворил ее и смело вошел в дом. Там царила абсолютная темнота, тем более, что, входя, я затворил за собою дверь. Нащупывая дорогу, я двинулся вперед и наткнулся на стол. Я остановился и стал думать, что мне делать дальше и как мне увидеть этого Гюбера.

Вдруг кровь застыла в моих жилах. Чей-то голос прошептал над самым моим ухом по-французски:

— Я умираю!

— Кто здесь? — спросил я в ужасе.

Послышался стон, но ответа не последовало.

— Это вы, господин Гюбер?

— Да, да, — произнес он так тихо, что я едва расслышал. — Воды, воды! Скорее воды!

Я двинулся вперед, но уперся в стену. Снова послышался стон и на этот раз уже не оставалось никаких сомнений, что кто-то стонал надо мною. Я поднял руку кверху, но она встретила пустоту.

— Где вы? — крикнул я.

— Здесь, здесь!

Я стал шарить рукой по стене и нащупал, наконец, чьи-то голые ноги, которые были на одном уровне с моим лицом. Я никак не мог понять, на чем они стояли.

Вынув из кармана огниво, я ударил его о кремень. При первом ударе, давшем только одну искру, я увидел, что передо мною как-будто плавает в воздухе человек.

Я в изумлении опустил зажигательную коробку. Затем снова чиркнул и зажег на этот раз свечу. Подняв ее вверх, я увидел нечто ужасное. Удивляться я перестал, но зато весь дрожал от ужаса.

На стене висел прибитый к ней человек. На руках и ногах его виднелись огромные гвозди. Несчастный был при последнем издыхании; голова его склонилась на плечо, а почерневший язык вывалился изо рта. Он умирал от ран и от жажды, а эти бесчеловечные негодяи для того, чтобы усилить его страдания, поставили перед ним графин с вином.

Я налил стакан и поднес его к губам человека. Он нашел в себе достаточно силы, чтобы сделать глоток, и его потускневшие глаза немного оживились.

— Вы француз? — прошептал он.

— Да. Меня послали, чтобы узнать, что с вами случилось.

— Мой план был открыт испанцами, — ответил Гюбер, — и они меня за это подвергли пытке. Перед смертью я расскажу вам все, что знаю. Дайте мне, пожалуйста, еще немного вина. Скорее, скорее! Мне осталось очень немного жить. Слушайте же… Склад пороха находится в келье игуменьи; стена просверлена, и другой конец шнурка находится в келье сестры Ангелы, около часовни. Все было готово дня два тому назад, но они перехватили письмо и предали меня пыткам.

— О, ужас, вы висите, таким образом, два дня?

— Мне кажется, что это продолжается не два дня, а два года. Окажите мне маленькую услугу. Ударьте меня кинжалом в сердце, дорогой друг. Я прошу вас, я вас умоляю, положите конец моим страданиям!..

Действительно, человек этот был в совершенно безнадежном состоянии и я должен был облегчить его мучения, но как это всадить нож в сердце человека?

В это время меня осенила мысль. Ведь у меня в кармане есть вещь, дающая мгновенную и безболезненную смерть! Правда, эта вещь нужна мне самому, чтобы избавиться от испанских пыток, но я должен пожертвовать собой для этого бедняка.

Я вынул из кармана пузырек, вылил жидкость в стакан с вином и собрался дать ему выпить это вино, как вдруг за дверью послышалось бряцание оружия. Я сейчас же потушил свечу и спрятался за оконной занавесью.

Через мгновение в комнату вошли два испанца; у обоих были свирепые, смуглые физиономии. Они были одеты в штатское платье, но за плечами у них висели мушкеты.

Я осторожно глядел из-за занавески. Меня мучил смертельный страх, что эти люди выследили и пришли меня арестовать. Но оказалось, что они пришли просто для того, чтобы усладить себя видом мучений моего несчастного соотечественника. Один из них поднес фонарь к лицу умиравшего и оба разразились злобным хохотом. Потом тот человек, который держал фонарь, заметив на столе оставленный мною стакан с вином, взял этот стакан и с дьявольской улыбкой поднес его к губам Гюбера. Бедняга, мучимый жаждой, потянулся к стакану, но испанец отнял его и сделал большой глоток для того, чтобы подразнить страдальца.

Вдруг он дико вскрикнул, схватился за горло и упал мертвый на пол. Товарищ глядел на него в ужасе и изумлении, а затем, охваченный суеверным страхом, закричал благим матом и бросился вон из комнаты.

Фонарь, принесенный испанцами, остался гореть на столе. Я вышел из-за занавески и увидел, что голова Гюбера теперь совсем низко склонилась на грудь. Он тоже умер.

В доме царила тишина, нарушаемая только громким тиканьем часов. На стене висел судорожно скорченный труп француза, на полу валялся мертвый испанец. Все это было тускло