Борис Солоневич - Рука адмирала

Армией уходил за границу, он спрятал для меня наши семейные документы. Я в то время мальчиком был, в Москве жил. Так вот, написал он мне недавно из за границы, где он спрятал бумаги эти. Написал осторожно, но я понял… Эти бумаги очень важны для меня. Ты мне поможешь достать их?

Мальчик шевельнулся.

— Ну, ясно. Для тебя, дядя Сережа, я все сделаю.

— Спасибо. Так вот что: документы эти должны быть там, на памятнике. Я бы и сам достал, да боюсь лезть — я тяжелый. А тебе легче.

— А куда лезть то?

— А вот видишь — адмирал руку протянул. Так там вот на руке и должны быть привязаны бумаги эти. Если никто не украл…

— Даешь!..

Подсаженный Сережей, Митька мигом взобрался на памятник. Там на гигантском плече умирающего адмирала он вытянулся всем телом и медленно и осторожно пополз по бронзовой руке к пальцам. Сережа с замиранием сердца ждал результатов.

— Ну что? Есть что нибудь? сдавленным взволнованным шопотом спросил он.

— Погоди… Сейчас… донеслось сверху… Есть!.. Что то проволокой привязанное… Вроде палочки какой.

— Сними ее и брось мне!

— Сей минут.

В темноте можно было догадываться, что Митька что то откручивает. Прошло еще минута напряженного молчания.

— Готово!

— Отвязал?

— Ara! Где ты там?

— Здесь… Бросай…

Но Митька не успел ничего бросить. В кустах внезапно раздался яростный лай Шарика и вслед за ним отчаянный вскрик Ваньки:

— Ребята… Облава!.. Спасайся!

В кустах затрещали шаги бегущих людей. Сердце Сережи замерло. Неужели в последний момент тайна уйдет из его рук?..

— Митька! тревожно зашептал он. Не слезай!.. Прижмись — тебя не увидят. И, Бога ради, сохрани мне эту штуку. Я тебе верю, Митя, дорогой!..

— Ладно. Не дрефь! раздался сверху решительный шопот, и Сережа метнулся вниз. Но, пробежав несколько шагов, он вынужден был остановиться. В лицо ему блеснул электрический фонарик, и под ним его острые глаза разглядели блеск револьверного дула. Где то сбоку бежал еще кто то.

— Стой!.. Руки вверх!

Юноша послушно поднял руки. Кружок света уперся ему в лицо.

— Оружие есть?

— Ну, вот… Откуда оружие? А вы кто такой?

— Вас не касается! раздался грубый ответ.

— Значит, не бандиты?

— Нет… Охотники за бандитами.

Сережа сделал вид, что облегченно вздыхает.

— Ну, и ладно… А я думал было — бандиты.

— Мне чхать на то, что вы думали. Идите вперед. Шаг в сторону — буду стрелять.

Голос звучал решительно. Сережа понял, что сопротивление бесполезно. С замирающим сердцем он слышал вскрики и шум в кустах, и одна мысль билась в его сознании:

— Заметят ли Митьку? Удастся ли ему скрыться? Спасет ли он привязанную к руке адмирала «палочку»?

Скоро внизу у ворот Малахова кургана зашумел мотор грузовика. Задержанных спортсменов вместе с пойманным Ванькой повезли в ГПУ. Митьки в грузовике не было…

Когда шум мотора затих в отдалении, Митька, судорожно сжимая в руке небольшой предмет, похожий на обклеенный чем то винтовочный патрон, осторожно слез с памятника. Все было тихо. Он несмело сделал несколько шагов и вздрогнул: навстречу ему метнулось что то темное, мохнатое. Это был Шарик; радостно визжащий и старавшийся лизнуть своего друга прямо в губы.

Пережитое волнение было так сильно, что беспризорник невольно сел на первую попавшуюся скамейку и долго еще не мог собрать своих мыслей. Он крепко зажал в руке таинственный предмет, снятый с руки адмирала и, тревожно дыша, смотрел в темноту, откуда еще, казалось, доносился шум грузовика, увезшего его друзей.

Тайна расстрелянного матроса силой случая попала в руки маленького беспризорника, одного из миллионов человеческих пылинок, разбросанных полураздавленными по дороге революции…

И по странному совпадению именно этой пылинке суждено было остановить ход громадной машины ОГПУ…

19. За бортом жизни

Всякая революция — прежде всего несчастье. Даже если она и внесет в жизнь страны какие то очистительные перемены, все равно: страшное напряжение этого периода никогда не проходит даром. Плата оказывается всегда дороже полученных выгод. Революция приносит с собой не только кровь и разрушения, но всегда и длительные, даже неизлечимые болезни народного организма.

Советская революция принесла с собой ужасающие разрушения. Часть из них удалось кое как восстановить, но несколько приобретенных болезней

В этих трубах обычно обитало не меньше сотни детей. Если приток новых «постояльцев» с севера был особенно велик — это бывало к времени сбора винограда — то «трубная гостинница» не вмещала всех желающих. Тогда те, кто не сумел устроиться в пустых вагонах, сараях, старых домах, кочегарках — уходили в Инкерманские пещеры, в глубине Северной бухты. Там в меловых утесах, ясно видимые даже проезжающими в поездах пассажирами, зияют отверстия пещер доисторического времени. Когда то там жили люди пещерного века, вооруженные каменными топорами и одетые в меха зверей. Они разводили там свои костры, спали на шкурах и мхе и защищались от хищных зверей. Теперь после перерыва в несколько миллионов лет эти же пещеры опять были заняты под жилье русскими детьми, одетыми в лохмотья и вместо каменных топоров вооруженных ножами.

И так же, как и их предки в доисторические времена, эти дети оберегали свою свободу и жизнь обломками скал, которые они сбрасывали не на мамонтов или пещерных медведей, а на милиционеров, чекистов и комсомольцев, грозивших отнять у них свободу и запрятать их в «детдома», больше похожие на тюрьмы, чем на воспитательные учреждения…

Митька крепко спал, свернувшись калачиком на соломе в своей трубе. К его ногам плотно прижался желтый клубочек — верный Шарик, испытанный друг мальчика. К босым грязным пяткам беспризорника подбирались струйки холодной воды: снаружи, вне «дома» шел мелкий косой дождь, ветром забрасывавшийся в трубу. Но такие мелочи не беспокоили Митьку, уставшего от бурных переживаний дня.

Внезапно Шарик зашевелился и заворчал.

Несломанное его ухо поднялось и прислушалось. Потом собака звонко тявкнула, будя, хозяина, но, когда в отверстии трубы показалась какая то тень — довольно заворчала. Митьке можно было и не окликать появившуюся тень — только Ваньку мог бы так дружелюбно встретить Шарик.

— Ты — Вань?

— А то кому же еще? ворчливо ответил мокрый Ванька. Вот сволочи: как туда — так в машине отвезли. А как домой топать — так на своих, на двоих… Версты две протрепал пехом под дождем…