Джеймс Хилтон - Затерянный горизонт
— Думаю, вам известно, кто я такой.
Маллинсон зарделся, как девушка, а Конвей с обычной своей невозмутимостью произнес:
— Да, мы с Маллинсоном догадываемся.
— Идиотская беспечность — надо же мне было оставить вырезки на виду…
— С кем не бывает.
— Вы так спокойно реагируете — уже кое-что.
Снова наступило молчание, которое немного погодя нарушил хриплый голос мисс Бринклоу:
— Я действительно не знаю, кто вы такой мистер Барнард, хотя с самого начала подозревала, что вы путешествуете инкогнито.
Все недоуменно уставились на нее, а она продолжала:
— Помнится, мистер Конвей сказал: «Нас всех в газетах пропечатают», а вы в ответ: «Ко мне это не относится». Я тогда и подумала, что, наверное, Барнард не настоящее ваше имя.
Возмутитель спокойствия зажег сигару и едва заметно улыбнулся.
— Мадам, — произнес он после долгой паузы. — Вы первоклассный детектив и приличное словечко подобрали — я действительно путешествую инкогнито. Умри — лучше не скажешь. А на вас, ребята, я совсем не в обиде, что вы меня вычислили. Пока никто ничего не подозревал, так бы и шло, но в этой катавасии чего мне перед вами нос задирать. Вы меня приняли как своего, и я вас не подведу. Раз уж вышло всем вместе бедовать, значит, надо помогать друг дружке. А как дальше обернется, поживем — увидим.
Слова Барнарда показались Конвею чрезвычайно разумными, и он взглянул на американца с любопытством и даже, как ни странно, с известной долей уважения. Удивительное дело: вот этот добродушный и неунывающий толстяк — международный аферист номер один. Будь он немного пообразованней, мог бы сойти за преуспевающего директора какой-нибудь приготовительной школы. За его жовиальностью угадывались следы недавних передряг, но она не была наигранной. Внешность этого человека не обманывала — он действительно был, что называется, «добрым малым» — ягненком по натуре и акулой лишь в силу своей профессии.
— Я уверен, что это самый лучший вариант, — произнес Конвей.
Барнард рассмеялся. Видимо, у него еще оставались какие-то нерастраченные запасы юмора.
— Это надо же такой фортель выкинуть! — воскликнул он, растягиваясь в кресле. — Чертова гонка через всю Европу, в Турцию, в Персию, потом в этот городишко-один домишко! Полиция следом — чуть не зацапали меня в Вене. На первых порах азарт берет, но потом нервы шалить начинают. Зато уж в Баскуле я отдышался как следует, думал, там, где революция, опасаться нечего.
— Кроме пуль, — усмехнулся Конвей.
— Точно, это меня и донимало под конец. Верьте — не верьте, трудный был выбор — оставаться в Баскуле и ждать, пока укокошат, или лететь на вашем государственном самолете, чтобы на тебя железки надели у трапа. Ни то ни другое меня не устраивало.
— Я помню.
— Вот такие дела, — снова засмеялся Барнард. — То, что план поменялся, и я нахожусь здесь, меня особенно не волнует, сами понимаете. История загадочная, чего там говорить, но лично я лучшего и желать не мог. Не в моих правилах ворчать, когда мне хорошо.
Конвей улыбнулся еще дружелюбнее.
— Очень разумная точка зрения. Хотя вы все-таки немного перестарались. Мы даже начали удивляться, отчего это вы такой довольный.
— А я и был довольный. Местечко недурственное, если попривыкнуть. Дышится, правда, поначалу трудновато, ну, ведь на всех не угодишь. Зато тихо и спокойно. Я каждую осень езжу отдыхать и лечиться в Палм-бич, но и там покоя нет — дела заедают. А здесь колоссально, все, что доктор прописал, — другая диета, за телетайпом следить не нужно, и мой брокер дозвониться сюда не может.
— А ему, я думаю, очень хотелось бы.
— Точно. Я-то знаю, какой воз теперь придется разгребать.
Барнард сказал это таким естественным тоном, что Конвей не удержался и заметил:
— По правде говоря, я не очень разбираюсь в высоких финансовых материях.
Это был пас, и американец принял его без малейшей запинки.
— Высокие финансовые материи в основном большая мура.
— Я так и подозревал.
— Послушайте, Конвей, я все объясню. Представьте, что вы играете на бирже много лет, как все, и вдруг ваши акции начинают падать. Поделать ничего нельзя, кроме как набраться терпения и ждать, пока курс пойдет вверх, так всегда бывает, но в этот раз почему-то не вышло. Вы теряете десять миллионов долларов и после этого узнаете из газет: какой-то шведский профессор объявил, что наступает конец света. Скажите на милость, может курс акций пойти вверх после таких заявлений? Само собой, вы начинаете паниковать, но все равно ничего поделать не можете. Так оно и идет, если вы сидите и ждете, пока явится полиция. Я дожидаться не стал.
— Значит, вы уверяете, что все дело в невезенье?
— Вообще-то у меня был большой пакет акций.
— И деньги других людей, — раздраженно вставил Маллинсон.
— Правда, были. А почему? Потому что они хотели разбогатеть на ширмачка, а самим разбогатеть мозгов не хватило.
— Не согласен. Вам доверили деньги под гарантию сохранности.
— Не было такой гарантии, и быть не могло. Никто ее не даст — только полный идиот надеется укрыться от тайфуна под зонтиком.
— Конечно, мы все понимаем, с тайфуном справиться невозможно, — примирительно заметил Конвей.
— Я даже притворяться не мог, что в состоянии что-то сделать — как и вы после вылета из Баскула. Меня тогда еще поразило, до чего похоже. Маллинсон в аэроплане чуть на стенку не лез, а вы сидите себе спокойненько. Потому что понимали — раз сделать ничего нельзя, рыпаться бесполезно. Вот так и со мной было, когда крах случился.
— Вздор! — воскликнул Маллинсон. — Мошенничать никому не позволено. Играть нужно по правилам.
— Легко сказать, когда вся игра идет наперекосяк. Ни одна душа на свете не знает, что это за правила. Даже профессора в Гарварде и Йеле.
— Я имею в виду элементарные житейские правила, — презрительно отрезал Маллинсон.
— В таком случае должен заметить, что ваши житейские правила не применимы к менеджменту больших корпораций.
— Не будем ссориться, — поспешил вмешаться в разговор Конвей. — Не имею ничего против сравнения вашей ситуации с моей — нам всем пришлось лететь вслепую в буквальном и переносном смысле. Важно, что мы здесь, и у нас могло быть, согласен, гораздо больше поводов для недовольства. Если поразмыслить, удивительно другое: четырех человек, совершенно случайно оказавшихся вместе, похитили и увезли на край света, и трое из них нашли, чем утешиться. Вам нужен покой и убежище, мисс Бринклоу воспылала желанием обратить тибетских язычников в христианство.
