Василий Ардаматский - "Сатурн" почти не виден
Вот и сейчас, увидев вернувшегося с задания Савушкина, Марков по его весело блестевшим глазам угадал, что Савушкин доволен своей разведкой и что у него случилось что-то неожиданное и интересное.
— Во-первых, данные Москвы абсолютно точные: немцы строят там большой аэродром, — докладывал Савушкин. — Сказать точнее — переоборудуют и расширяют наш военный аэродром. Одну бетонную полосу они уже заканчивают, другую — обводную — сделали наполовину. Во-вторых, я познакомился там с полковником инженерных войск Конрадом Хорманом — личностью абсолютно исключительной. Более тупого и ограниченного человека я не встречал за всю свою жизнь. Мне повезло…
— Нельзя ли конкретнее? — прервал Савушкина Марков. — Я сейчас очень занят.
— Рудин? — с наигранной беспечностью спросил Савушкин и, видя, что Марков отвечать ему не собирается, сказал: — Есть конкретней. Когда я пойду туда второй раз, я могу сделать, на выбор, следующее: а) притащить полковника сюда, б) попросту его ликвидировать, в) позаимствовать его портфель. И как резерв — привлечь его к работе на нас.
— Нам исключительные дураки не нужны, — сухо обронил Марков.
— Он дурак во всем, что не касается его инженерных дел, — пояснил Савушкин. — А в своем деле он, надо думать, специалист высокого класса. Он сказал мне, что за строительство Темпельгофского аэродрома в Берлине награжден орденом, и даже показал мне этот орден — он носит его в заднем кармане брюк в замшевом чехле.
— Как вы с ним познакомились? — спросил Марков.
— На почве ревности, — последовал мгновенный ответ. И затем Савушкин рассказал историю своего знакомства с немецким военным инженером.
Придя в поселок, где жили вольнонаемные рабочие стройки, Савушкин быстро сошелся там с одним разбитным пареньком по имени Анатолий. Довоенная специальность паренька — карманный вор. В сороковом году он попал в тюрьму, из которой его вызволили немцы. На стройке аэродрома он работал учетчиком земляных работ. Савушкин выдал себя за бывшего преподавателя танцев в Минске, сказал, что не успел эвакуироваться и теперь ищет теплое местечко при немцах. Он дал Анатолию понять, что у него есть идея, как хорошо заработать на спекуляции продуктами. Весь, мол, вопрос в том, чтобы вовлечь в это дело какого-нибудь немца, имеющего власть и тоже желающего подзаработать.
Анатолий сразу же назвал имя инженера Хормана.
— Лысый кот, — сказал он, — ходок по бабам, выпить дока и «навар» любит похлеще нашего.
Знакомство с инженером Хорманом состоялось в тот же день на квартире у некоей Тоськи.
— Шалавая баба из наших. У нее подушка круглые сутки не стынет. Ловкая, как хорек! — восхищенно говорил Анатолий, когда они шли с Савушкиным к этой Тоське. — Немцы липнут к ней, как мухи на клейкую бумагу. Ну а теперь у нее любовь с этим Хорманом, он у нее днюет и ночует, одаривает ее грабленым барахлом. Вот там мы с ним сейчас и потолкуем.
— По-нашему он понимает? — спросил Савушкин.
— Когда дело идет о «наваре», все, гад, понимает и сам лопочет разборчиво. В общем, договориться можно. А Тоське я что скажу, то она и сделает.
Тоська оказалась довольно красивой женщиной лет тридцати. Наделенная хитростью базарной торговки, она прекрасно освоилась с новым гитлеровским порядком и жила припеваючи. Хорман зачислил ее на какую-то фиктивную должность. Жила она в отдельном домике на окраине бывшего авиационного городка. Все три ее комнаты были тесно уставлены разносортной мебелью, натасканной из покинутых квартир. Стены были увешаны картинами — копиями с известных полотен. На рамках картин оставались несорванные инвентарные бляхи с тавро местного клуба.
— Хочешь жирно позолотить ручку? — с места в карьер спросил у нее Анатолий, представив ей Савушкина как своего старого приятеля по имени Вова.
— А кто же этого не хочет? — лениво отозвалась Тоська, запахивая полы зеленого японского халата.
— Когда придет шеф? — осведомился Анатолий.
— Должен быть… — неопределенно ответила Тоська.
— Обещал?
— Да вот жду.
— Тогда так: ставь на стол шнапс. Хорману скажем, что Вова — твой бывший ухажер. Мол, разыскал тебя и явился. А дальше уже дело не твое. Пойдет так для начала? — спросил он Савушкина.
— Пойдет, — улыбнулся Савушкин.
Вскоре явился Хорман. Это был обрюзгший и явно не следящий за собой мужчина лет сорока пяти. Плохо побритый, в помятом кителе, он поминутно вытирал грязным платком лоб и лысину.
Знакомство с бывшим ухажером Тоськи его явно не обрадовало. Он насупился и пить наотрез отказался. Савушкин тоже держался угрюмо. Что касается Тоськи, то ей эта ситуация явно нравилась: она делала глазки Савушкину, отчего Хорман становился еще мрачнее.
Анатолий не унывал, буйно жестикулируя руками, будто говорил с глухонемым. Он объяснил Хорману, что Вова не собирается увозить Тоську и что вообще он ее начисто разлюбил. Однако Вова хотел бы иметь какую-нибудь компенсацию. И тут Анатолий выложил Хорману идею Вовы, как из продуктов сделать ценности.
Хорман заметно оживился и действительно стал лопотать по-русски вполне понятно, хотя и очень смешно. Угрюмость его прошла. Более того, он дал понять, что в коммерции, которую Вова предлагает, он хотел бы иметь дело непосредственно только с ним, Вовой, «без какой контрагент абер комиссионер…»
На том и договорились. Анатолий прикинулся обиженным и вскоре ушел.
Савушкин с Хорманом выпили по рюмочке за успех коммерции и еще по рюмочке — за счастье Хормана с Тоськой. Савушкин сказал, что еще сегодня он отправится в ближайший город подыскивать клиентов, которые имеют ценности…
Выслушав рассказ Савушкина, Марков вызвал Галю Громову и передал ей краткую радиограмму в Москву о результатах разведки. Соприкосновение с живым делом несколько успокоило его. Отпустив Савушкина, он прилег на койку и неожиданно для себя уснул.
Его разбудил крик Гали. Высунувшись из-за полога, она кричала:
— Рудин объявился! Рудин объявился!
Глава 12
Партизанский отряд, в который попал Рудин, был совсем небольшой, всего тридцать бойцов.
— Ничего, ничего, — посмеиваясь в бороду, говорил Рудину командир отряда Нагорный. — Надо помнить, что человечество начиналось с одного Адама.
— Не забудь еще его Еву, — раскатисто захохотал комиссар отряда Лещинер. — Тем более что у нас с тобой была вполне аналогичная ситуация: все началось с нас двоих.
Рудин узнал от них простую историю их партизанского отряда. До войны Нагорный был директором совхоза, расположенного западнее Минска, возле старой советско-польской границы. Лещинер в том же совхозе был агрономом и секретарем партийной организации. Когда началась война, они получили приказ эвакуировать коллектив совхоза и уничтожить все постройки и технику. На транспорте, которым располагал совхоз, они отправили на восток рабочих с их семьями и остались вдвоем.
