Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома - Сергей Александрович Милушкин
Я уже отчаялся вглядываться в пустоту, когда словно из небытия показались две фары, а потом выплыл внушительный прямоугольник с рогами на крыше.
Троллейбус подъехал к остановке, двери с лязгом разъехались.
Я не знал, нужно ли мне в него садиться, но потом в окошке увидел лицо.
Человек помахал мне рукой.
Я шагнул внутрь, салон был абсолютно пуст. Человек смотрел в окно. Не поворачиваясь, он произнес:
— Спасибо, что пришел. Я не думал, что получится. Кстати… узнаешь место?
— Это конечная двадцать девятого возле ТЭЦ-3.
— Правильно. А почему мы здесь, знаешь?
Я пожал плечами.
— Здесь самая высокая напряженность электрического поля, — ответил Антон-2 и я тут же ощутил, как вибрирует корпус троллейбуса.
— Но это же сон, — ответил я.
Он усмехнулся.
— Для пираха сон — это такая же действительность, как и явь, ты разве забыл?
— Да… ты прав, — согласился я. — Одно дополняет другое.
— У нас есть несколько минут. Сейчас троллейбус тронется, и мы выедем из зоны напряженного поля, которое позволяет нам взаимодействовать, хоть мы и в разных…
— …реальностях.
— Именно.
— Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка «Тарный завод».
Троллейбус закрыл дверь и медленно покатился в непроницаемом молочном тумане.
— Как все это происходит? Как исчезают люди с «ЦИБ»? Ведь у нас нет никакой цифровой болезни…
Антон-2 усмехнулся.
— Есть, просто называется она по-другому.
— Ковид? Это она? Вся эта эпидемия — следствие проникновения цифровых устройств в нашу жизнь?
— Возможно. Просто у нас обошлось без пневмоний. Все более четко и ярко выражено. Столкновение биологического и цифрового привело к таким неожиданным последствиям, о которых никто даже и подумать не мог.
— Чего ты добиваешься? Я видел твою мать.
— Надеюсь, она тебя не слишком напугала своим карабином, — усмехнулся Антон-2. — Она с ним не расстается. Ей везде мерещатся двойники.
— Как видишь. Но если бы заметила, боюсь, ехать тебе сейчас пришлось бы одному.
Троллейбус замедлил ход на повороте, и я вдруг увидел, что мой собеседник начал как-то странно подергиваться.
— Мы… выходим из зоны действия поля. У нас минута. Может быть, полторы.
— А что, нельзя остановить этот чертов троллейбус?
— Нет, тогда они нас вычислят.
— Зачем тебе это надо? Как все вернуть назад?
— Мне? Мне все это даром не упало!
— Но как же так?! Ведь это ты все заварил, я слышал, как твоя мать говорил, что ты…
Троллейбус дернулся, я едва успел схватиться за ручку впереди стоящего сидения. Повернулся к Антону-2, который, к моему ужасу, почти наполовину исчез. Осталась лишь мерцающая верхняя часть туловища и половина головы с пронзительно горящим глазом.
— Я? В 1980 году некоторым ответственным работникам ОКБ «Звезда», где мать работала в конструкторском отделе, разрабатывая секретные штуки для военных и космоса, предложили поучаствовать в программе… угадаешь, как она называлась?
Я с дрожью посмотрел на своего исчезающего собеседника.
— Чайка?..
— Да. Им выдали часы, ничего не объяснили особо. Сказали носить, как ни в чем ни бывало. Записывать время, которые показывает механизм в журнал. Два раза в день докладывать. Кажется, таких людей было семь человек. Мама с радостью согласилась. Плюс двести пятьдесят рублей к зарплате — немалые деньги для семьи в то время.
— Немалые, — согласился я.
— Мама иногда говорила, что часы странно себя ведут. Но думала, что это связано с разработкой какого-то особо точного механизма часов для космонавтов. Они то отставали на два три часа, то шли вперед. Иногда неделями вообще ничего не происходило. А потом… ч…с-ыыыыыыыыы…
Я повернул голову.
От Антона-2 осталась лишь половина лица, и то…
— …ис…че…зззззлииииииииииии…
— Я разобрал их и выбросил из окна, — сказал я быстро и увидел, что Антон кивнул половиной переливающейся фиолетовым цветом челюстью.
— Ттттттттыыыыыыы…. Вввввввввсссссссссссёёёёёёёёёёёёёёёё ээээээээттттоооооооо ннааааааааааачччччааааааааааааалллллллллллл
— Я? Я все это… о господи… — я откинулся на спинку сиденья, повернул голову на деревянной шее, но моего собеседника уже не было. Вместо него остался какой-то едва заметный всполох, дуновение. И запах «Bvlgari Aqua Marie».
— Ах ты ж паразит! — выпалил я.
В этот момент двери троллейбуса отворились, и я стремглав выскочил наружу.
Остановка закачалась в моих глазах, изображение потемнело и исчезло.
Я открыл глаза.
В парке было темно. С крыши гаража на меня смотрел белый с подпалинами кот. Хвост его топорщился.
— Ты это видел? — спросил я кота. Услышав мой голос, он бросился наутек. Правильно сделал, наверное.
Листва в кроне дуба протяжно шелестела. Я с трудом отлепился от ствола и, покачиваясь, направился к дому.
Голова шла кругом. Оказывается, это был я. Я, я все это заварил! Всему виной один поступок в глубоком детстве. Как такое может быть? Как?! Мне нужно было срочно кому-то это все рассказать. Спросить совета. А еще мне нужен был глоток «Джека Дениелса».
Единственный положительный итог этого дня был один. Света. Она была со мной. По крайней мере, я на это надеялся.
Я достал телефон и набрал ее номер.
Глава 11
— Антон?! Ты где? — Света ответила так быстро, будто караулила у телефона. — Я тебе звоню целый вечер, ты не берешь трубку. Что это за номер?
— Ты ведь знакома с матерью Антона?
Кажется, вопрос застал ее врасплох.
— Э… что?!
— Я был у нее в гостях. Дома. Представь. Я был у себя дома.
Последовала долгая пауза, которую бульварные писаки любят называть мучительной. Она и правда была таковой.
— Что? — снова повторила девушка, видимо не в силах поверить в случившееся.
— А что, по-твоему, я еще должен был делать в незнакомом городе, в незнакомом мире, где все настроены против меня? Я пошел к маме.
— И она тебя не убила? — наконец произнесла Света, и я спинным мозгом ощутил, как она насупилась.
Я усмехнулся. Второй человек за последний час задавал мне этот вопрос.
— Ну как тебе сказать… Еще бы немного и…
Прижав трубку к уху, я легким шагом скользил по темной улице — скорее наугад, как обычно делал, возвращаясь домой впотьмах.
— Приезжай ко мне, — сказала она после паузы. — Нам о многом нужно поговорить.
Я кивнул, как бы подтверждая, что согласен — вряд ли Света это заметила, но точно почувствовала.
— Ты ведь догадался.
— Да, — сказал я и в ту же секунду, даже нет, мгновение, потому что секунда — это слишком долгий промежуток времени, почувствовал кожей, как чувствуют температуру, открывая холодильник.
