Сергей Павлов - Искатель. 1983. Выпуск №4

Расселина была довольно широкой — вдвое шире драккара. У входа Андрей покосился на громадные выступы облаков. Страшилища справа и впрямь как стражи замка сказочного людоеда. С той только разницей, что теперь людоед зовется иначе: гурм-феномен… Черным занавесом упала на катер ощутимо плотная тень. Свет фар вспорол темноту ущелья.

Григорий КУСОЧКИН

ОБОЗ

Рассказ

До восхода удалились от ночной стоянки на версту с гаком. Ехали по широкому пустому полю. На первом возу сидел Аким, вторым правил дед, не столько правил, сколько спал, лошадь сама шла за Акимовым возом, На третьей телеге были Федька и Дашка, на последней Гордей. Зорко смотрели вдаль Вавила, Ярема и Демка, которые ехали позади обоза на вороных стрелецких конях.

Все, кроме деда, были настороже, оружие держали под рукой.

Внешне спокойный, Аким постоянно думал об одном и том же. Где-то рядом чудилась притаившаяся до поры беда, сердце давило, сомнения искали выхода. И тогда Аким принимался успокаивать себя. Что будет, то будет… Открытый бой принять не страшно, страшно, когда враг целит тебе в спину, а ты, зная об этом, ни защитить себя, ни укрыться не можешь…

Цена товара, кой был помалу разложен на возах и хорошо увязан, не ахти какая. Два десятка выделанных кож, одежка на продажу да на себя и еще барахлишко, кое осталось после разора, ну и, конечно, оружьишко, что успели добыть перед дальней дорогой, чай, сгодится по нонешним-то временам…

А вот доедем ли, куда задумали? И точны ли те слухи, веря в которые собрались в путь?.. Назад домой ходу нет, там все сожжено. Одна дорога — туда, где, должно быть, зреет дело великое, где собираются силы неисчислимые, где народ поднимается против всякого, кто против него, где, возможно, рождается правда…

А ну, как откроется тайник?.. И что в головах-то у попутчиков?.. Свои, верные только Ярема да Вавила, с ними все заранее решено, с ними до конца, ежели судьба не разлучит.

Федька?.. Мужик тертый, по краям-землям много бегавший. Вроде прост и весь на виду. К товару не лезет, знать, не охоч до чужого добра и не шибко любопытен. По всему видно — хоть и глянет иногда пречудно и страшно, верно, своя боль покою не дает — не на разгульную жизнь целится, а на землю сесть. Зол он на сыщиков и приказных, но вряд ли свяжется с какой-нибудь ватагой. Не по нутру ему это, и боец-то он лишь по нужде, когда к стенке припрут и деваться некуда…

Дед Трофим?.. А что дед?.. Перекати-поле, нищеброд. Кому он нужен и на что способен? Повидал, конечно, немало, но ему разве что коров пасти.

Вот Демка — тот ловок, сметлив и быстр не по годам. Воинскому делу обучен, а потому… к любой ватаге может пристать. Ему, чай, все равно против кого идти, лишь бы никто не сдерживал, но на ближнее время связан он по рукам и ногам: сестра при нем — девка красная. Ее в нонешнее время ой как беречь нужно! Пока они вместе, от него ждать худого нечего.

Остается одна забота: вперед глядеть и думать за всех…

А припекает — бросай все и в траву ложись, и дрема на очи давит — спасу нет. И кому сегодня лучше всех, так это лошадкам: идут себе, ни тоски, ни заботы не знают, отдохнули за ночь, сыты.

Федьку тянуло в сон, но он старался сидеть прямо, выглядеть бодрее. Как же — рядом Дашка нет-нет да и посмотрит на него. А как вчерась-то смотрела — сердце у горла стучало! Красивая девка, но строга, хоть и ласка в ее глазах светится. Такую бы да в жены. Пойдет такая за меня? Чай, не хром я, не горбат. И работа, кою земля требует, мне по нутру. Жаль, что окромя рук, и нет у меня ничего. Кафтанец и то с чужого плеча. Земельку бы в скором времени пустую найти, так распахал бы и засеял. А Дашку забижать бы не стал. Эх, да что зря голову ломать!..

И словно выдохнул — позвал:

— Дарья!

Обернулась! Глаза-то у нее словно давно ждала зову-то. Никак вместе про одно думаем?..

— Что тебе, Федор? — Эка голос-то у нее мягкий.

Вдохнул Федька поглубже, чтоб бухнуть все разом и… слова дальше не пошли. Смутился, оробел, про другое спросил:

— Тебе годов-то сколь?

— Осьмнадцатый минул.

— А брату?

— Уж двадцать.

Опять Федька глубоко вздохнул:

— Куда ж вы теперь?

Погрустнела Дашка, пожала плечами.

— Не знаю. Как Демка решит.

— Ну пока-то вот сообща едем, оно понятно. Дак ведь Аким сказывал, что еще день-два пути, много — три, и приедем.

Глянула Дашка растерянно, глаза затуманились.

— Ох, и не знаю, Федор, ох, не знаю. Может, где и сыщется нам теплый уголок. Только не усидеть Демке в тиши, чую, расстанемся мы скоро. А я к добрым людям прибьюсь али в кабалу пойду…

Дашка отвернулась, затеребила кончик туго заплетенной косы.

Обоз покатил в низину, где по берегам неширокой речки жались к воде заросли ивы да ольхи. У переезда Аким свернул налево, и так ехали еще некоторое время. Найдя укрытую со всех сторон поляну, остановились. Здесь, под бугром, речка разливалась чуть шире и, похоже, была глубже.

— Тут вот и отдохнем, — оповестил попутчиков Аким.

Выпрягли лошадей, расседлали коней, спутали им ноги и пустили пастись на лужок, закрытый со всех сторон ольшаником. Аким огляделся: бугор, тянувшийся валом саженей на сто, надежно огораживал место дневки от дороги. И ежели не палить костер, то можно отдыхать в полной безопасности. От речки веяло прохладой, тень от деревьев хоть и мала, да головы укрыть хватит, и ладно. Порешили отдыхать до тех пор, когда солнце на поклон пойдет, а уж там по вечерней прохладе и ехать до темноты.

Хоть и было место тихое и с дороги не видное, но тревога прошлой ночи не давала покоя. Поставили на бугор сторожа. Тут и выбирать не пришлось: сторожить вызвался Демка.

Он быстро спроворил из травы и листьев что-то вроде шапки: и голову печь не будет, и от чужого глаза обережет. Сунул за пояс два стрелецких пистоля и взял у Вавилы ружье. Проверил, как заряжено, и подался наверх, к гребню, где меж двух холмиков была видна промоина, пробитая давними дождями. Там у плоского валуна и залег.

Остальные устроились под кустами да под возами, лишь дед, которого сон сморил раньше всех, похрапывал на телеге, прямо на солнцепеке, прикрыв лицо шапчонкой…

Федька лежал под возом и подремывал. Слышалось ему воркование воды на недалеком перекате, нудное гудение слепней, каких-то зеленых мушек. И здесь гуляла жара, которую не прогонишь, не смоешь и которая нахально лезла даже в тень. На какое-то время ему все же удалось заснуть, но, лежа на спине, всхрапнул и проснулся. Полежал, не открывая глаз, снова приползла сладкая дрема. Мысли побежали не по череду, смешались..