C Нариманов - Белый якорь
А планы Кара передал в пакете.
— Я сдаю все… Имею основание думать, что на мой след здесь напали…
— Мною получены инструкции о переброске нашей работы из центра на Запад. Весь наш план мною уже переконструирован. На Западе предстоит серьезная операция согласованных действий с одним из отрядов под начальством эмигрировавшего бывшего революционера. Наш штаб, однако, остается здесь. Со мной будет работать la belle m-me Блосская и Броун. Вы и Хлопс можете отдохнуть до завтрашнего дня, а завтра, получив документы в акционерном обществе, — выкупите в таможне прибывшие на имя общества автомобильные части… А теперь — прошу вас оставить меня одного. У меня еще много недоделанной работы… Не выходите из стен особняка — можете понадобиться каждую минуту.
Кара и Блосская тотчас же вышли из кабинета.
«Шеф» тяжело вздохнул…
Монолог, произнесенный им минуту назад — это была самая длинная тирада за всю его жизнь.
Привыкши всегда действовать, — он слишком мало говорил…
А разговорчивые люди расцениваются им очень низко.
V
«Царская стоянка»… С молотка?
Улицы Перу в Константинополе сегодня были оживлены каким–то особым оживлением…
Обычно в этой европейской части Константинополя редко можно было видеть обитателей Галаты, этой демократической и торговой части столицы оттоманов.
Здесь царила Европа…
Теперь обитатели Галаты щедро заливали широкие улицы европейской части города — греки, армяне, молдаване — купцы и перекупщики толпами валили в одну центральную точку Перу.
К знаменитому кабачку под громким наименованием:
— «Царская стоянка»!
Теперь здесь уже не гремела веселая музыка, не слышалось страстных завываний цыган и румынского оркестра…
Не было видно и пестрой, роскошной толпы жадных до зрелищ туристов из Европы.
Здесь был… плач и скрежет зубовный!
Конечно, — не в буквальном смысле этого слова, ибо никто в действительности не плакал и зубами не скрежетал…
А просто: «Царская стоянка» лопнула и все имущество ее теперь продавалось с молотка…
Где стол был яств —
Там — гроб стоит!..
Где пиршеств раздавались клики —
Надгробные там воют лики…
И грозно смерть на всех глядит!
Так сказал бы поэт Державин, если бы взглянул на теперешнюю обстановку шикарного кабаре, на развалинах коего возвышался лишь бесстрастный аукционист с лицом продавца живого товара.
Все, что успела вывезти богатая, белая эмиграция из своих былых роскошных особняков — венецианские зеркала, хрусталь–баккара, валансьенские кружева, старинное фамильное серебро — все теперь шло с молотка и раскупалось за гроши жадной толпой смуглых торгашей из Га–латы.
Стучал молоток аукциониста…
И как бы заколачивал первый гвоздь в гроб белой эмиграции…
Прошли веселые дни Аранжуэца!
А бывшие хозяева «Царской стоянки», забрав свои манатки и не доплатив хозяевам роскошных особняков — перебрались уже в скромные отели.
Десять пиастров — пансион!
Конечно, не могло быть и речи об удобных и пышных покоях, об изысканных блюдах и живописных видах на бухту Золотого Рога.
Вонючая Галата приняла их в свои объятия…
И давала им ровно столько, сколько ей платили за товар…
Подобно тому, как алчный торговец скорее обвесит, нежели перевесит, так и жадная Галата, старинная торговка всякими товарами до «живого» включительно, старалась дать мало и взять побольше.
Вся эта бывшая свора «Царской стоянки» уныло сновала по коридорам грязных отелей, махнув на все рукой…
В среде их не было лишь седого председателя совета «Защиты родины», который с ликвидацией предприятия «отбыл на лазурные берега Принцевых островов».
Один лишь Хвалынский не сдавался и замыслил план, который ему казался верхом совершенства.
Он давно метил на пост председателя «Защиты родины» и теперь решил свалить все неудачи на своего исчезнувшего предшественника.
И вновь завербовать иностранный капитал на авантюры…
Решено и сделано.
Генерал Хвалынский первым долгом переехал в гостиницу, рангом чуть повыше тех, в коих ютилась средняя эмиграция.
Предварительно он ликвидировал бриллианты жены, приобретенные на средства щедрых авансов.
Но, будучи последовательным в своей «аристократической фанаберии», решил сохранить хотя бы минимальный штат прислуги…
И, конечно, — Таню Винокурову.
Дескать: лопни, но держи фасон!..
VI
Фальшиво пропетая песенка
Таня Винокурова привыкла уже быстро ориентироваться во всех случаях жизни…
Она не растерялась и на этот раз.
И перед выездом из особняка в своей комнате вынула изразец из камина, извлекла спрятанный там план и другие бумаги.
И все это тщательно спрятала на себе.
В отеле, куда переехали Хвалынские, Таня заняла маленькую комнату с кроватью и ночным столиком.
Не успела она разложить свой немудрый багаж, как раздался звонок, и Таня вынуждена была пройти в комнату ш-ше Хвалынской.
Здесь она случайно заметила, что генерал что–то тщательно прячет под тюфяком кровати.
— Приготовьте его превосходительству фрачную пару, — приказала генеральша.
Таня исполнила приказание.
И вернулась к себе.
Спустя полчаса генерал Хвалынский, уже готовый к выходу, стоял в коридоре и говорил Тане:
— Генеральша будет у соседей, а я ухожу часа на два. Следи за квартирой.
Затем быстро спустился по лестнице, сел в автомобиль и поехал к военному министру.
В секретариате военного министра было немного публики.
Генерал Хвалынский твердым шагом подошел к вылощенному секретарю и передал свою визитную карточку.
— Прошу садиться и подождать!.. — с косой улыбкой сказал секретарь. Генерал Хвалынский опустился в удобное английское кресло и решил ждать даже в том случае, если ему придется просидеть до морковкина заговенья!
Знакомый нам министр, столь очаровавший всех своей щедростью на банкете, сидел за громадным письменным столом, величине которого позавидовал бы любой хозяин биллиардной, и вчитывался в какой–то приказ, делая на нем отметки.
Бесшумно отворилась дверь. По мягкому ковру скользнул секретарь. И, став в почтительную позу, положил перед министром визитную карточку.
Министр взглянул на карточку одним краем левого глаза, криво усмехнулся, отчего у него выпал монокль из глаза, и отрицательно покачал головой.
