Джон Ле Карре - Команда Смайли
– Привет, Виллем, – поздоровался Смайли.
– Уильям, – поправила Стелла.
Виллем покорно кивнул, подтверждая, что его можно звать и так и этак.
– Привет, Макс, – произнес он. Руки его, лежавшие на коленях, нашли друг друга и сцепились. – Как поживаете, Макс? Так ведь принято, да?
– Как я понимаю, вы уже слышали про Владимира, – начал Смайли.
– Слышал? Что слышал, скажите, пожалуйста!
Смайли не спешил. Наблюдал за Виллемом, чувствуя, как он напряжен.
– Что он исчез, – небрежным тоном наконец ответил Смайли. – Как я понимаю, его друзья звонили вам в самые неподходящие часы.
– Друзья? – Виллем обратился за поддержкой к Стелле. – Старики эмигранты, которые пьют чаи, целые дни играют в шахматы да болтают о политике? Строят сумасшедшие планы? Михель мне не друг, Макс.
Он выплевывал слова быстро, отрывисто, не в состоянии выразить мысли как надо на этом иностранном языке. А Смайли говорил так, точно в его распоряжении был весь день.
– Но Влади ведь ваш друг, – возразил он. – Влади был еще другом вашего отца. Они жили вместе в Париже. Братья по оружию. И вместе приехали в Англию.
Перед лицом столь увесистых аргументов все маленькое тело Виллема пришло в движение. Руки разлетелись в разные стороны, начали описывать яростные круги, каштановые волосы взлетели и снова спали.
– Конечно! Владимир – он был другом моего отца. Хорошим другом. И он также крестный Бекки, о'кей? Но не по политике. Больше нет. – Он взглянул на Стеллу, ища одобрения. – Я теперь Уильям Крэйвен. У меня дом в Англии, английская жена, английский ребенок, английская фамилия. О'кей?
– И работа в Англии, – спокойно добавила Стелла, глядя на него.
– Хорошая работа! Знаете, сколько я зарабатываю, Макс? Мы покупаем дом. Может, и машину, о'кей?
Что-то в манере Виллема – возможно, бойкость речи или энергичность, с какою он протестовал, – привлекло внимание его жены, так как Стелла теперь изучала его так же пристально, как и Смайли, и малышку теперь держала рассеянно, почти не занимаясь ею.
– Когда вы в последний раз видели его, Уильям? – спросил Смайли.
– Кого, Макс? Видел кого? Я не понимаю, пожалуйста.
– Скажи ему, Билл, – приказала Стелла мужу, ни на секунду не сводя с него взгляда.
– Когда вы в последний раз видели Владимира? – терпеливо повторил Смайли.
– Давно, Макс.
– Несколько недель тому назад.
– Точно. Несколько недель.
– Несколько месяцев?
– Несколько месяцев. Шесть месяцев! Семь! На крестинах. Он был крестный, у нас был праздник. Но никакой политики.
Молчание Смайли ничуть не разряжало атмосферу.
– И с тех пор вы его не видели? – продолжил он наконец.
– Нет.
– Когда Уильям вернулся вчера?
– Рано, – ответила Стелла.
– Часов в десять утра?
– Может, и так. Меня здесь не было. Я навещала мать.
– Владимир приезжал сюда вчера на такси, – пояснил Смайли, по-прежнему обращаясь к Стелле. – По-моему, он видел Уильяма.
Никто не пришел к нему на помощь – ни Смайли, ни его жена. Даже малышка молчала.
– По дороге сюда Владимир купил игрушку. Такси прождало час на аллее, снова забрало его и отвезло в район Пэддингтонского вокзала, где он живет. – Смайли по-прежнему старался говорить так, будто Владимир еще жив.
Виллем наконец обрел голос.
– Влади – крестный Бекки! – с вызовом произнес он – казалось, он сейчас забудет все английские слова. – Стелла не любит его, так что он приходит сюда как вор, о'кей? Он принес моей Бекки игрушку, о'кей? Это уже преступление, а, Макс? Есть такой закон – старик не может принести крестнице игрушку?
И снова ни Смайли, ни Стелла не произнесли ни слова. Оба ждали, когда Уильям неизбежно сломается.
– Влади – он же старик, Макс! Кто знает, когда он снова увидит Бекки? Он ведь друг семьи!
– Только не этой семьи, – возразила Стелла. – Больше он нам не друг.
– Он был другом моего отца! Товарищем! В Париже они вместе борются с большевиками. Так что он принес Бекки игрушку. Пожалуйста, разве нельзя? Почему нельзя, Макс?
– Ты же сказал, что сам купил эту чертову штуку, – ехидно подловила его Стелла. Поднесла руку к груди и застегнула пуговку, словно отсекая его.
Виллем резко повернулся к Смайли, как бы взывая о помощи:
– Стелла не любит старика, о'кей? Боится, я снова буду заниматься с ним политикой, о'кей? Так что я не сказал Стелле. Она уезжает в Стейнз к матери в больницу, и пока ее нет, Влади приезжает повидать Бекки, сказать «здравствуй», почему нельзя? – В отчаянии он даже вскочил на ноги, протестующе вскинул вверх руки. – Стелла! – воскликнул он. – Послушай же меня! Значит, Влади не вернулся вчера вечером домой? Пожалуйста, мне это очень жалко! Но я не виноват, о'кей? Макс! Этот Влади – он же старый! Одинокий. Может, нашел себе на разок женщину. О'кей? Заняться-то он с ней не может, но ему приятно в ее компании. По этой части он, по-моему, был большой мастак! О'кей? Разве нельзя?
– А до вчерашнего дня? – спросил Смайли, выждав целую вечность. Виллем, казалось, не понял, и Смайли иначе поставил вопрос: – Вы видели Владимира вчера. Он приехал на такси и привез желтую деревянную утку для Бекки. На колесиках.
– Точно.
– Прекрасно. А до вчерашнего дня – не считая вчерашнего дня, – когда вы его в последний раз видели?
Бывают вопросы случайные, бывают подсказанные инстинктом, бывают – как в данном случае – основанные на предварительном убеждении, более весомом, чем инстинкт, и менее весомом, чем точное знание.
Виллем вытер рот тыльной стороной ладони.
– В понедельник, – с несчастным видом произнес он. – Я видел его в понедельник. Он позвонил, и мы встретились. Точно.
Стелла тут же прошипела: «Ох, Уильям!» – и, поставив ребенка стоймя, как маленького солдатика, уставилась на коврик из конского волоса в ожидании, когда чувства придут в норму.
Зазвонил телефон. Словно разозлившийся ребенок, Виллем подскочил к нему, поднял трубку, тут же швырнул ее на рычаг, потом сбросил на пол аппарат и пинком отбросил трубку. Затем сел.
Стелла повернулась к Смайли.
– Я хочу, чтобы вы ушли, – проговорила она. – Чтобы вы вышли отсюда и никогда больше не возвращались. Пожалуйста, Макс. Ну же.
Какое-то время казалось, Смайли вполне серьезно обдумывал эту просьбу. Он посмотрел на Виллема с отеческой нежностью; он посмотрел на Стеллу. Затем сунул руку во внутренний карман и, вытащив сложенное вчетверо сегодняшнее издание «Ивнинг стандарт», протянул газету Стелле, а не Виллему – отчасти потому, что, по его предположениям, Виллем мог сломаться.
– Боюсь, Влади исчез навсегда, Уильям, – сказал он тоном сожаления. – Об этом написано в газетах. Его застрелили насмерть. Полиция станет вас расспрашивать. Мне надо знать, что случилось, чтобы посоветовать вам, как отвечать на вопросы.
Тут Виллем обронил по-русски что-то так безнадежно, что Стелла, из-за одного только тона, не говоря уже о словах, успокоила ребенка и пошла утешать другого, будто Смайли и в комнате не было. А он, предоставленный самому себе, думал о негативе Владимира, который лежал в коробке в отеле «Савой» и который не разгадать, пока это не станет позитивом, а также об анонимном письме из Парижа, на которое он никак не мог откликнуться. И еще о втором доказательстве – интересно, что это и где старик его нес, возможно, в бумажнике, но Смайли нисколько не сомневался, что никогда об этом не узнает.
* * *Виллем наконец собрался с духом, словно уже присутствовал на похоронах Владимира. Стелла села рядом, положив ладонь на его руку, а малышка Бекки спала на полу. Виллем заговорил, и по его бледным щекам беспрерывно катились слезы – впрочем, он этого не стыдился.
– За других я гроша ломаного не дам, – начал Виллем. – А за Влади отдал бы все. Я люблю этого человека. – И, помолчав, продолжил: – Когда умер мой отец, Влади заменил мне отца. Я иногда даже называю его так.
– Начнем, пожалуй, с понедельника, – предложил Смайли. – С первой встречи.
– Влади позвонил, – произнес Виллем.
Это была первая весточка, которую Виллем получил от Группы за долгие месяцы. Влади позвонил Виллему на склад, совершенно неожиданно, – Виллем в это время как раз крепил груз и проверял с работниками конторы накладные перед отправкой в Дувр. Так они договорились, пояснил Виллем, так было установлено Группой. Он от этих дел отошел, как и все они более или менее, но если он когда-либо срочно понадобится, его можно застать на складе утром по понедельникам. В крайнем случае, звонить домой в любое время, представляясь крестным. Но не по делам. Никогда.
– Я спрашиваю его: «Влади! Вам что-то надо? Слушайте, как вы там?»
Владимир звонил из автомата на дороге, немного ниже склада. Он просил о немедленной встрече. Вопреки всем установленным хозяевами правилам Виллем посадил его в машину на «восьмерке», и Владимир проехал с ним полпути до Дувра, «по-черному», – добавил Виллем, – что значит – «нелегально». Старик вез корзинку, полную апельсинов, но у Виллема не было охоты спрашивать, зачем он нагрузился таким количеством апельсинов. Сначала Владимир говорил про Париж, и про отца Виллема, и сколько они вместе вынесли, а потом попросил Виллема выполнить для него одно небольшое поручение. Небольшое поручение в память о старых временах. В память о Группе, где отец Виллема в свое время считался прямо-таки героем.
