Жан Лаффит - Командир Марсо

— Тот самый, — отвечает Роз, слегка краснея. — Мне сказали, что он теперь участвует в движении Сопротивления. Я не могу этому поверить.

— Видишь ли, в движении Сопротивления есть самые различные люди. И пришли они туда не одинаковым путем.

— Да, и по разным соображениям.

— А твой директор школы? Как его звали?

— Господин Ришар. Чудесный человек. Жена уговорила его примкнуть к Национальному фронту[13]. Как-то я была в Бордо и зашла их проведать. Приняли меня, как родную дочь. Их сын — в Лондоне, уехал туда с начала войны и до сих пор не подает о себе вестей. Но самая удивительная перемена произошла с другим моим коллегой по школе, Ламбером. Госпожа Ришар говорит, что он разрешил устроить у себя в доме подпольную типографию.

— Ну, вот мы как будто вспомнили всю нашу семью. Кого еще забыли?

— Ролана Дюпрэ. Нашего первого франтирера из Ланд, заменившего Бернара на военной работе…

— И нашего теперешнего Ролана, — говорит Марсо. — Я его очень ценю, но он доставляет мне немало хлопот. И как это вы до сих пор не сумели приучить его к дисциплине? Действительно, Ролан совершал чудеса храбрости; люди готовы за ним хоть в огонь и в воду. Но до чего же он упрям! Он признал, что допустил ошибку, когда увел свой отряд в другой департамент и пропадал там целый месяц, даже не потрудившись известить об этом департаментский штаб. Но он по-прежнему противится созданию регулярных батальонов. По его мнению, для боевых действий вполне достаточно отдельных групп и отрядов, и их не к чему объединять в более крупные единицы, такие, как роты и батальоны. Это было правильно, когда наши отряды можно было пересчитать по пальцам, когда у нас имелось каких-нибудь двести человек на весь департамент. А теперь у нас восемь тысяч бойцов. Раньше мы могли действовать одновременно только в двух-трех местах, а теперь в состоянии проводить операции сразу в пятидесяти или даже ста пунктах департамента. Речь ведь идет не о том, чтобы отказываться от нашей испытанной партизанской тактики, а о необходимости оформить организационно действующие силы. А Ролан и слышать не хочет о какой бы то ни было реорганизации.

— Он считает, что прежде всего надо действовать, а организация придет потом, сама собой.

— Конечно, важнее всего действовать, но все же каждая фаза борьбы требует соответствующих форм организации. Вначале нужно было, чтобы появились герои. Пусть они действовали в одиночку, но важно было то, что их выступление послужило сигналом и подняло на борьбу новых людей. Затем возникли боевые группы. Пусть их было сперва пять, десять, двадцать или больше — дело не в количестве. Важно было не тормозить, а развивать инициативу снизу. Впоследствии опыт подтвердил правильность наших взглядов на способы ведения войны. Этот опыт доказал нежизненность крупных, оседлых партизанских отрядов, обреченных на бездействие и служащих прекрасной мишенью для ударов превосходящих сил врага. И, наоборот, он подтвердил правильность нашей системы подвижных групп и отрядов, разбросанных по всей территории, наносящих врагу непрерывные и неожиданные удары и отходящих после выполнения заданий.

— Эту тактику как раз и защищает Ролан.

— Да, но он не понимает, что рост числа наших основных частей выдвигает новую проблему — проблему организации, вчера еще не существовавшую. Это вовсе не наша выдумка. Воинская часть требует определенного построения и строгой подчиненности сверху донизу. Иначе ею невозможно управлять. Ролан может командовать тремя или четырьмя сотнями людей, организованными в отряды и группы и объединенными в один батальон, но нельзя всерьез говорить о руководстве этими же самыми людьми, если они не организованы.

— Он чудесный парень, ты сам знаешь!

— Знаю, но со всей этой неорганизованностью пора кончать. Более того, теперь нам надо еще координировать действия регулярных партизанских частей с действиями подпольных групп Сопротивления — так называемых «статичных групп», как здесь выражаются. То есть нам нужно крепче связать тех, кто сражается в маки, с теми, кто оказывает сопротивление в городах и селах; организовать их. Короче говоря, мы должны превратить нерегулярные части в подлинную всенародную армию. Это не только военная, но и политическая проблема, это задача партии.

— А в чем заключается реорганизация партизанских частей?

— В теории все это очень просто. Ф.Т.П. делятся на батальоны, а их первичное подразделение называется группой. В группу входят восемь-десять человек; три группы составляют отряд, три отряда — роту, три роты — батальон. На каждой ступени командование представляет собой треугольник, именуемый штабом. Штаб состоит из комиссара по оперативной части, осуществляющего военное командование; комиссара по кадрам, который следит за поддержанием дисциплины и боевого духа людей, и комиссара по материальному обеспечению, ведающего хозяйственными вопросами. Однако на практике мы еще далеки от этого. Правда, группы и отряды действуют хорошо, но их личный состав очень неустойчив. Надо еще создавать новые роты и батальоны. Еще не все штабы обеспечены необходимыми кадрами. Все это нужно проделать в кратчайший срок и одновременно развертывать боевые действия.

— Твой батальон уже сформирован?

— Да, но у нас достаточно людей, чтобы организовать второй. Кроме того, из различных партизанских отрядов, разбросанных по нашей территории, можно сформировать еще один, а может быть, даже и два батальона. Наконец, нам нужно в ближайшие же дни создать штаб сектора и централизовать вокруг него разные службы.

— К сожалению, ни в чем этом я не могу быть тебе полезна.

— Напрасно ты так думаешь. Во-первых, ты можешь помочь Пайрену и другим комиссарам по кадрам наладить распространение политической литературы в подразделениях. А во-вторых, благодаря своим связям с подпольными партийными организациями и хорошему знанию этого района ты сможешь стать ценным помощником наших разведывательных служб.

— Ты меня пугаешь.

— Ты боишься, что эта работа опасна?

— Нет, конечно! Просто я думаю, что не справлюсь с ней.

— Послушай, Роз, все это так просто…

Марсо продолжает свои объяснения. Роз, еще не совсем оправившаяся от пережитого, сидя перед ним, чувствует себя как во сне. Перед ней мелькают образы прошлого. Вот ее первое знакомство с Марсо, осенним вечером 1941 года. В его голосе сейчас звучат те же интонации, та же убежденность… Потом их частые встречи все в той же столовой в доме Кадье. Затем домик, где они встречались все вместе — Марсо, Тото и она. Милая мамаша Бутэ… И, наконец, тот вечер, когда Марсо, сам потрясенный, сообщил ей о смерти Бернара. Бернар…