Александр Кучеренко - ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №6

Эсэсовцы нехотя вылезли из кузова грузовика и, положив на траву автоматы, подошли к заглохшей легковушке.

Лебволь поднял глаза и пристально посмотрел на Ладушкина, который тоже вышел из машины. Федор Иванович понял, постояв минуту, как бы нехотя подошел к лежавшим на траве автоматам.

И тогда Лебволь, обняв Эрну, повел ее в лес. Эрна смеялась, прижимаясь к нему. Лебволь мельком глянул на часы: до взрыва оставалось семь минут,

— Эрна! — голос Лебволя звучал необычно, хрипло. — Эрна, мне надо… Я хочу сказать тебе…

— Сейчас? — с обворожительной улыбкой спросила она.

— Именно сейчас! — Лебволь сдерживался, чтобы не схватить ее за руку и быстрее утащить в спасительный лес.

— Фрейлейн, фрейлейн! — вдруг закричал оберштурмфюрер. — В лесу могут быть партизаны. Я обязан предупредить, фрейлейн. По инструкции я обязан следовать за вами.

Эрна грустно улыбнулась.

— Идем назад, дружок. Я действительно обещала папе…

— Эрна, — тихо прошептал Лебволь, — нельзя назад. Ты поняла — нельзя!

— Догоняй, Леби! — засмеялась она и побежала к машине.

— Эрна-а-а! — закричал Лебволь и, не отдавая себе отчета, кинулся за девушкой.

— Назад! — прозвучало в лесной тишин<. Лебволь увидел Ладушкина с автоматом в руках и остановился.

— Назад! — угрожающе повторил Ладушкиин и побежал к лесу.

Оберштурмфюрер выхватил из кобуры пистолет, по выстрелить не успел, повалился, сраженный автоматной очередью. Эсэсовцы полезли под машину.

— Эрна-а! — крикнул Лебволь стоявшей возле машины девушке. И упал, покатился, сбитый с ног подбежавшим Ладушкиным.

Тотчас тишину разорвал грохот. Второй взрыв прозвучал секундой позже.

Лебволь поднялся и пошел к дороге. Была воронка, и больше ничего. Ни машины, ни оберштурмфюрера, на эсэсовцев, ни Эрны… Ничего…

В полночь земля Шварцвальда дрогнула от взрыва. Тут же раздирающе завыли сирены, темноту прорезали колючие лучи прожекторов.

Еще не успевший раздеться и лечь спать, Грюндлер одним из первых прибежал к главным воротам бактериологического центра. Его била дрожь. «Ведь чувствовал, что остались помощники Баремдикера», — казнил он себя поздним раскаянием.

Внутренняя охрана бактериологического центра частично успела выбежать за ворота. Грюндлер приказал немедленно изолировать ее до особого распоряжения, а больше никого с территории, огороженной забором, не выпускать, ибо они, возможно, уже являлись разносчиками заразы.

К железным воротам подбежали два дежурных лаборанта.

— Назад! — крикнул дежурный офицер.

Лаборанты не слушали, очумело рвались к выходу. Автоматные очереди скосили их у самых ворот…

Лаутербах очнулся от острой боли в ноге. Было светло: за окном плясали языки пламени. Он глянул на свой халат, забрызганный коричневой жидкостью, и ужаснулся: это же питательная среда с посевом бактерий… Вспомнил, как в полночь пошел проверять температуру в инкубаторской, возле которой и оглушил его тупой удар. Сколько он пролежал без сознания? Сколько бы ни пролежал, ясно, что все это время он вдыхал рои смертоносных бактерий, поднятые взрывом. И вдруг его обожгла мысль: Лебволь! Он велел в полночь идти к Регине. Лаутербах, набравшись смелости, вечером позвонил ей. Та рассмеялась в ответ, сказав, что кузен просто разыграл доверчивого Юргена. Тогда Лаутербах смертельно обиделся на Лебволя. А теперь понял, что он хотел, чтобы Юрген до полуночи ушел из бактериологической лаборатории. Выходит, Лебволь взорвал это пристанище ада?!

В полутемном коридоре Юрген на кого-то натолкнулся, отпрянул в сторону.

— Не бойтесь меня, камрад, — проговорил человек.

Присмотревшись, Юрген узнал Лукашонка, недавно появившегося в бактериологическом центре.

Лукашонок все исполнил в точности, как велел Федор Иванович. Он не отходил от начиненных взрывчаткой кормушек. Ушел в свой барак лишь за десять минут до взрыва. Потом он видел, как гестаповцы расстреливали людей, пытавшихся приблизиться к воротам, и понял, что обречен: внутри смерть от бацилл Штайница, снаружи смерть от пуль Грюндлера. И он решил делать то, что только и мог делать человек в его положении: ходил по уцелевшим помещениям и поджигал все, что мог. Пусть горит, пусть начисто сгорит эта фабрика смерти…

— Вы законченный болван, Грюндлер! Бездарность! Тупица, — вылезая из подкатившего «мерседеса», кричал взбешенный Штайниц.

— Вас надо расстрелять или повесить. Вы нанесли урон рейху больше, чем все наши враги, вместе взятые!..

Было утро, пожар уже унимался, и Штайниц видел, какой непоправимый урон нанесен бактериологическому центру. Но сейчас его больше всего интересовала коричневая кожаная папка, лежавшая в сейфе. В ней находились итоги его труда, все расчеты, по которым можно было бы, пусть и не скоро, воссоздать бактериологическое оружие. Если бы ее достать? Можно послать кого-либо в противогазе с приставкой. Но на кого положиться?

— Кто там остался? — спросил Штайниц своего ассистента.

— Трудно сказать, — пожал плечами Нушке. И спохватился: — Доктор Лаутербах там. Он дежурил по лаборатории.

Штайниц терпеливо дождался, когда Юрген вышел во двор, окликнул его.

— Слушайте меня внимательно, дорогой Юрген. Вы опасно заражены, но я спасу вас! Если вы поможете мне извлечь из сейфа коричневую папку. В ней все расчеты. Вот ключи… ― Штайниц достал из кармана связку ключей в кожаном футлярчике и бросил ее к ногам Лаутербаха.

Юрген молча долго смотрел на ключи, затем поднял их а направился в лабораторию.

Прошло не меньше получаса, прежде чем он вышел. Штайниц облегченно вздохнул, увидев в руках заветную коричневую папку. Нушке с полунамека понял шефа, метнул к Лаутербаху тонкую упругую веревку. Юрген взял конец и привязал папку. Нушке потащил веревку на себя, подтянул папку к ногам шефа.

Штайниц натянул на руки резиновые перчатки, извлек флакончик с дезинфицирующей жидкостью, которую всегда носил при себе, вылил часть содержимого на перчатки, тщательно растер. Потом наклонился, отвязал папку, приоткрыл ее и вскрикнул: она была пуста.

— Где мои расчеты? — крикнул Штайниц срывающимся голосом.

— Я их сжег, — ответил Лаутербах. И открыто пошел к воротам. Под пули…

Евгений Гуляковский

Белые колокола Реаны

1

Колония расположилась в долине Трескучих Шаров. Только раз в восемь лет набирали силу для цветения эти странные растения. Раз в сезон наполнялись соком их могучие стебли, несущие на шестиметровых венчиках огромные мятые баллоны спороносов, и тогда без маски нельзя было выйти из коттеджа. Одуряющий запах непостижимым образом проникал сквозь биологическую защиту и сложную систему химических фильтров. В такие ночи Дубров плохо спал. Пронзительный тревожный запах забирался в его сны и звал из коттеджа в долину, туда, где ветер, разогнавшись в ущелье, сталкивал друг с другом гигантские белые погремушки. Ему снилось, что это звонят колокола его далекой родины. Белые колокола.