Густав Эмар - Вождь Сожженных лесов

— О! Седая Голова говорит превосходно; Курумилла — вождь своего племени; Валентин — единственный вождь бледнолицых охотников, он должен изъявить свое согласие.

— Я понимаю вас, вождь, и последую вашему совету.

— Седая Голова — большой мудрец.

Разговор в этом роде продолжался еще некоторое время.

Курумилла рассказал о том, как он, оставив пещеру Воладеро, напал на след, как он с помощью этого следа открыл двух бандитов, из которых одного убил, а другого связал и положил в безопасное место, чтобы взять его на обратном пути.

Дон Луис с благоговением слушал Курумиллу, к которому он чувствовал теперь большое расположение и подвиги которого достойны были в его глазах удивления.

Вождь был первый индеец, которого он видел.

До сих пор молодой человек представлял себе индейцев похожими наружным видом на негров, — существами, занимавшими самую низкую ступень в лестнице рода человеческого.

Он был убежден, что это дикие хищники, без всякого понятия о добре и зле, обладающие инстинктом зверей, среди которых они живут; что, имея наружное сходство с человеком, они в грубой, необлагороженной душе своей далеко не способны чувствовать и быть великодушными.

При виде вождя — человека такого доброго, любящего, искреннего и с таким здравым умом, все предположения дона Луиса разрушились до основания; он не знал теперь, чему верить — чему не верить; но он заключил, что Курумилла представляет собою исключение из общего правила и что другие индейцы были действительно такие, какими он представлял их себе прежде.

Впрочем, ему суждено было скоро переменить и это мнение.

Из разговора дона Грегорио с Курумиллой он понял, наконец, что индейцы ничем более не отличаются от белых, как только цветом кожи; но что в действительности они имеют те же страсти, те же добродетели и те же пороки, как и у остальных членов обширного рода человеческого.

Наконец, настал час выступления, стоянка была оставлена.

Курумилла дал направление колонне, которой он был проводником, с замечательным искусством и знанием своего дела.

После трехчасового похода охотники находились не более как в полулье от Воладеро, которого темная масса, окруженная остроконечными утесами, резко выделялась на небе.

— Я думаю, мой старый друг, — сказал дон Луис, — что мы не слишком поздно достигнем Воладеро.

— Через час, не более, — отвечал спокойно Курумилла.

— Как же это так?

— Да, с заходом солнца.

— Но посмотрите, ведь мы уж совсем близко от Воладеро.

— Мой сын так думает?

— Но ведь я же вижу, вождь.

— Мой сын ошибается.

— Я разделяю мнение вождя, — вмешался дон Грегорио.

— Бледнолицые — большие мудрецы, но малоопытны.

— Что вы хотите сказать, вождь, я вас не понимаю?

— Вождь хочет сказать, мой дорогой Луис, — сказал дон Грегорио с улыбкой, — что мы, белые, превосходно знаем теорию, но в практике большие невежды, и я вполне разделяю это мнение.

— Это очень лестно для нас! — сказал молодой человек со смехом.

— Хотите ли вы иметь доказательство?

— Конечно.

— Хорошо, попросите вождя объяснить вам, отчего мы находимся гораздо дальше от Воладеро, чем нам кажется.

— Вы слышите, вождь, не можете ли вы сделать мне это удовольствие?

— Молодой Орел шутит, он сам так же хорошо знает, как и Курумилла.

— Уверяю вас, что нет.

— Объясните, объясните, вождь, — попросил его дон Грегорио. — Луис говорит правду, мы должны учить молодых людей.

— Пусть мой сын слушает, — сказал Курумилла, — мой сын молод, его взгляд еще не привык к горам, он дурно видит; в горах большие массы, резко выделяясь, поглощают своею величиною малые, которые почти совершенно теряются для глаза, а так как пространство, отделяющее нас от цели нашего путешествия, покрыто возвышениями незначительными сравнительно с Воладеро, то и расстояние это теряется перед грандиозностью последнего.

— Действительно, вождь, я это совсем и не рассчитал, теперь я понимаю. Как я до сих пор об этом не подумал, между тем как это так просто?

— Потому, что мой сын еще молод, — отвечал, смеясь, Курумилла, — он еще не привык к пустыне; его глаза не видят хорошо, они слишком привыкли к узкому горизонту городов; только один опыт может научить их хорошо видеть.

— Совершенно справедливо, — сказал молодой человек с улыбкой. — Мне недостает опыта, но я думаю, что скоро приобрету его, если Валентин Гиллуа и вы согласитесь учить меня и сделать человеком.

— Но для чего это моему сыну? Молодой Орел богат; он привык к городу, а потому ему будет тяжел наш суровый образ жизни.

— Быть может, но эта бродячая жизнь должна иметь свои прелести; жить здесь, в горах, в местности, отдаленной от света, где просвещение так тесно связывает членов своей громадной ассоциации, пользоваться полнейшей свободой действий, жить вдали от людей, от их коварства и злобы, пустого тщеславия и низкого двуличия… О! — воскликнул молодой человек с энтузиазмом, — это значит быть вполне счастливым!

— Тише, тише, ребенок! — прервал его дон Грегорио. — К счастью вашему и тех, которые вас любят, вы никогда не испытаете ничего подобного.

— Кто знает! — весело воскликнул молодой человек, — кто знает!

Курумилла украдкой окинул его своим проницательным взглядом с ног до головы.

Между тремя собеседниками воцарилось довольно продолжительное молчание.

Колонна подвигалась скорым шагом, но Курумилла шел пешком так же скоро, как и всадники; дон Грегорио предлагал ему лошадь, но вождь отказался, — он предпочитал идти пешком.

Солнце быстро опускалось к горизонту; на низменные равнины ложились длинные тени всадников.

— С каким удовольствием я обниму Валентина! — сказал дон Грегорио.

— И я тоже! — воскликнул дон Луис.

— Валентина, вероятно, нет еще в Воладеро, — заметил Курумилла.

— Как, он в отсутствии? — воскликнули почти в одно время оба его спутника.

— Еще препятствие! — прибавил печально дон Луис.

— Куда же он отправился?

— Он возвратится сегодня вечером; мои братья увидят его, — сказал Курумилла, не отвечая на вопрос дона Грегорио.

— В самом деле, вождь? — спросил молодой человек.

— Курумилла никогда не лжет; Валентин возвратится в пещеру сегодня вечером, надо иметь терпение. Пусть мои братья продолжают свой поход, Курумилла скоро присоединится к ним.

— Куда же вы?

— Отыскать пленника.

Он исчез в середине утесов, но через десять минут возвратился с пленником, которого нес на своих плечах.

Несколько минут спустя они достигли пещеры.

Валентина Гиллуа еще не было.