Леонид Платов - Искатель. 1970. Выпуск №3

Похоже, что это ловушка. Но Вилли не возвращался.

Колесников вскочил на ноги.

Со стен бесстрастно взирали на него золоченые обрезы книг.

Он шагнул к окну, выглянул в просвет между маскировочными шторами. Во дворе полно машин. Да, эвакуация!

Но где же профессор?

Пол библиотеки пересекает по диагонали полоса света. Раньше ее не было. Что это за полоса?

А! Упав со стула на пол, Колесников случайно уперся ногой в книжные полки. Одна из них сдвинулась. Стала видна щель. Это приоткрылась потайная дверь. Несколько полок с книгами, вращавшимися на петлях, были потайной дверью!

Колесников толкнул ее. Она подалась и ушла вглубь — бесшумно. Очень хорошо! Этой ночью все должно совершаться бесшумно!

Он очутился в просторной комнате. Это, несомненно, был кабинет профессора.

Кабинет как кабинет. Строго обставленный, в старомодном вкусе, ярко освещенный. Выглядит еще светлее оттого, что стены сложены из высоких белых панелей. Посреди кабинета огромный письменный стол. Лампа под абажуром погашена.

Колесников шагнул к столу.

Все выглядит на нем так, словно бы хозяин отлучился ненадолго. Экономя электроэнергию, машинально выключил настольный свет, но с минуты на минуту должен вернуться.

Рядом с лампой — портрет Гитлера в рамке, очевидно, дарственный, потому что лоб поверх косой пряди пересекает еще и косая надпись: «Адольф Гитлер — профессору Бельчке. Миром можно управлять только с помощью страха!»

Фамилия профессора — Бельчке? И Гитлер, стало быть, знает его лично?

Судя по этому столу, профессор — кабинетный ум, книжник, педант. Стоит рассыпать такому горку карандашей или передвинуть пресс-папье или пепельницу с места на место, как привычное течение его мыслей нарушается, он уже не может работать.

Ничего! Скоро он вообще не сможет работать! Нужно спрятаться, а потом, дождавшись профессора… Только бы он поднялся в свой кабинет один, без охраны!

Но где тут спрятаться? Разве что присесть на корточки за письменным столом, согнуться в три погибели и…

А оружие?

Предполагалось отобрать пистолет у конвоира. Однако конвоир убрался вниз по трапу.

Нетерпеливым взглядом Колесников обежал кабинет.

Оружие! Оружие! Должно же быть здесь какое-нибудь оружие!

Из-под абажура настольной лампы выглядывала человеческая голова, маленькая, величиной с кулак, не больше. Наверное, бюст Шиллера или Бетховена или еще кого-нибудь из великих немцев. На письменном столе принято ставить такие бюсты — для вдохновения.

Из чего делаются эти бюсты. Из меди, из бронзы? Ну что ж! На худой конец…

Он наклонился над столом. Странно! Не Шиллер и не Бетховен. Скулы туго обтянуты бледной кожей. Глаза выпучены, просто вылезают из орбит. Серые (седые?) волосы стоят торчком. Да, общее выражение непередаваемого, панического ужаса!

Что же это за материал? Не бронза, нет. И не раскрашенный гипс. Что-то другое. Имитация под кожу? А дыбом торчащие волосы — пакля или?..

Колесников протянул руку, чтобы коснуться волос, и тотчас отдернул. Волосы были настоящие!

Но ведь на свете нет людей, у которых голова была бы с кулак!

С недоверием и опаской он смотрел на абажур. Отдергивая руку, вероятно, задел за выключатель настольной лампы. Та загорелась. Абажур, оказывается, был темно-желтый. На фоне его, подсвеченные изнутри, проступили какие-то узоры и письмена. Что это? Русалка. Змея, поднявшаяся на хвосте. Якорь. Слова: «La belle Marie».

Женское имя на абажуре? Почему? Колесников ближе пригнулся к абажуру. Так и есть! Сшит из кусков татуированной человеческой кожи!..

Минуту или две разведчик стоял у стола, не в силах пошевелиться. Это не кабинет ученого, это какая-то кунсткамера, специально подобранная коллекция монстров.

Он спохватился. Время-то идет.

Некоторые люди имеют обыкновение держать пистолет в ящике своего письменного стола. Возможно, и профессор?

Косясь на приоткрытую дверь, Колесников обошел стол. О! В нижнем ящике торчит ключ! Два быстрых поворота, ящик выдвинут рывком. Пусто!

С лихорадочной поспешностью Колесников принялся выдвигать ящики, один за другим. Он рылся в них, бормоча ругательства, вышвыривая на стол и на пол вороха бумаг, папку, флаконы с клеем, скрепки и прочую канцелярскую дребедень.

Того, что так нужно ему, в ящиках нет!?

Он остановился перевести дух. Вот валяется на столе костяной нож для разрезания книг. Годится? Нет. Чугунное пресс-папье? Им, пожалуй… За неимением чего-нибудь более подходящего… Взвешивая на ладони пресс-папье, Колесников скользнул взглядом по тетради, которую выбросил на стол из нижнего ящика. Падая, она раскрылась посередине.

Он выхватил две фразы: «формула страха» и «девятьсот тринадцатый упрямится». Девятьсот тринадцатый? Но это же о нем!

Несколькими строками ниже он прочел:

«Разбитая линза, конечно, стоит денег. Но время дороже. Все сейчас определяется временем. Из-за непредвиденного происшествия испытания лютеола затягиваются. Я приказал наложить взыскание на Грюнера, который выпустил девятьсот тринадцатого в сад раньше назначенного срока».

Нет, судя по всему, это не журнал опытов. Скорее нечто вроде дневника, беглые, беспорядочные записи, которые делаются в краткие промежутки между двумя опытами. Если хотите, — краткие комментарии к опытам.

Колесников перебросил несколько страниц вправо, желая заглянуть в начало тетради. Ага! Вот!

«Мышьяковистый ангидрид. В числе симптомов отравления — чувство страха. Дизинилхлорарсин. Человек, как выяснилось, значительно чувствительнее собак и мышей. При продолжительном вдыхании отмечено бурное проявление страха. Цианистый водород. В конвульсивной стадии чувство страха заметно усиливается. Окись водорода. При прочих явлениях наблюдается поражение центральной нервной системы — состояние депрессии, бредовые идеи, галлюцинации.

Таковы предтечи моего лютеола».

Он поднял голову над тетрадью. Длинный четырехугольник приоткрытой двери пуст. Враги придут оттуда, но предварительно дадут знать о себе лязгом металлических ступенек.

От желтого абажура с якорями, змеями и женским именем «Мария» падает круг света на раскрытые страницы. К ним тянет непреодолимо. Здесь в раскрытой тетради разгадка проводившихся над ним экспериментов. Он подошел вплотную к самому порогу разгадки тайны отравленного ветра!

Колесников перевернул страницу.

«Страх, по X. Флетчеру, — было написано там, — наполнение организма двуокисью углерода, в результате чего возникает спазм, горло человеку перехватывает удушье. Неверно! Вследствие отрицательных эмоций в крови появляется избыток адреналина и норадреналина. Но Флетчер прав в том отношении, что чувство страха имеет свою химическую природу.