Юрий Корольков - В катакомбах Одессы
Когда Аргир дочитал до конца, Курерару сказал:
— Вот этим-то делом вам и придется заняться, господин Аргир. В генеральный штаб уже обо всем сообщено. Вы представляете себе, что может произойти, если советский морской десант, высаженный под Одессой, поддержат войска, вышедшие из катакомб.
Расследование «дела Гаркуши» продолжалось долго. Советских войск в катакомбах не обнаружили, но партизанские группы появлялись. В саперном батальоне что-то напутали, и Гаркушу освободили. Потом долго искали, а он тихо жил в своем Нерубайском, полагая, что все неприятности для него уже кончились. Старого шахтера снова арестовали, судили вместе с группой Бадаева и приговорили к пожизненной каторге, но вскоре расстреляли на Стрельбищном поле. Сигуранца не могла простить старому Гаркуше шутку, которую он сыграл с румынской разведкой.
В ТЮРЬМЕ
Может быть, в самом деле осталось все позади — допросы, мученья… Может, действительно не станут больше пытать, если допросы окончены… Харитон сказал — дело передают в военно-полевой суд.
Через несколько дней всю группу, проходившую по делу Бадаева, действительно перевели из сигуранцы в центральную одесскую тюрьму. Их гнали, закованных в кандалы, по улицам города. Конвоиры шагали неторопливо, и Молодцову представилось вдруг, что он очутился в далеком прошлом, в царской России. Там жандармы водили политических заключенных лениво и бестолково. Когда-то, читая Степняка-Кравчинского, Владимир Александрович думал о том, что русские жандармы были туповаты и, прямо, говоря, бестолковы. Это способствовало успеху побегов. Теперь румынские солдаты напоминали царских жандармов. Вот если бы… Молодцов не раз возвращался к этой мысли — бежать, бежать…
Он шагал в первой шеренге и будто бы нес перед собой закованные в кандалы руки. Из задумчивости его вывела женщина, шагнувшая к нему с тротуара. Она набросала на кандалы связку баранок и поспешно взбежала на тротуар. Все произошло так быстро, что Владимир Александрович едва успел поднять голову. Да ведь это Васина! Екатерина Федоровна Васина! Как это безрассудно, рискованно! И в то же время как самоотверженно, благородно! В душе Молодцова вспыхнуло чувство благодарности.
Женщина улыбнулась ему и пошла по тротуару рядом с колонной.
Молодцов продолжал шагать, устремив глаза куда-то в конец улицы. Но боковым зрением он следил за Екатериной Васиной. Солдат охраны подозрительно глянул на широкоплечего, обросшего арестанта, но ничего не сказал и баранки не тронул. Колонна арестованных повернула за угол, и женщина исчезла из поля зрения.
На улице было по-весеннему тепло. Деревья уже покрылись нежно-зеленой листвой, но солнце свободно просвечивало сквозь ветви акаций. Деревья еще не давали тени. Людям, шагавшим в колонне, было жарко. Они были одеты так, как захватили их зимой агенты сигуранцы: в тяжелых сапогах, в меховых шапках, в теплых пальто и ватниках.
Шагал здесь и Яков Гордиенко со своими дружками, тоже закованный в кандалы. Шел Яков в неизменной своей кубанке, в бушлате, и на груди его виднелась все та же морская тельняшка. Подросток держался ближе к Тамарам: он, как прежде, благоговел перед высокой и стройной молодой женщиной, теперь бледной и похудевшей, но все равно такой же красивой.
Арестованных подвели к тюрьме, ворота распахнулись, и низкие своды поглотили людей.
Владимир Молодцов не знал, кто уцелел, кто арестован из его организации, не знал до тех пор, пока не увидел своих людей во дворе следственной тюрьмы на улице Бебеля. Их собрали для фотосъемки. Бадаева поставили в центре. Да, это были его люди, хотя, к счастью, далеко не все. Значит, остальные борются!
Он отрицал все, даже свое имя. Он был Павлом Владимировичем Бадаевым и не отступился от этого. Его избивали, пытали, он стоял на своем.
Месяца через полтора после ареста Молодцову предъявили показания Бойко-Федоровича. Он уже знал, что предательство началось с этого человека с коршуньими глазами и острым, точно колун, кадыком. Через Межгурскую, Шестакову Бадаев постарался передать на волю своим: берегитесь предателя. Дошло ли? Яша Гордиенко тоже писал, называл предателя. Письмо тайком передал матери.
День ото дня все тревожней становилось на душе Молодцова, все сильнее напрягались его нервы, хотя внешне чекист оставался спокойным. Особенно на допросах. Борьба с оккупантами, начатая в подполье, продолжалась и после ареста — здесь, в тюрьме, в комнате следователя, на очных ставках.
Тюремные ночи тянутся долго, особенно в одиночках. И не понять почему так — может быть, из-за мертвой, какой-то пустой тишины. Только редко-редко щелкнет за железной дверью глазок, открываемый стражником, чтобы проверить: не собрался ли узник бежать или покончить с собой. Потом опять все затихает, и ждешь, мучительно долго ждешь, когда же, наконец, снова щелкнет глазок… А мысли текут, текут, и нет им конца до рассвета.
Прав ли он, что ушел в город, подвергнув себя такому риску? Он, руководитель подполья. И сам отвечал себе: да, прав! Он обязан был так поступить. Не мог же он оставаться безучастным к судьбе Самсона, не мог оставлять без ответа тревожные запросы Центра. Как же иначе?
Встреча с Олегом была первой и последней встречей в подполье. Как важно, что она состоялась! Только ради нее следовало идти в город.
Даже в мыслях он не хотел называть настоящего имени своего товарища. Теперь все зависит от того, удастся ли Олегу установить связи, которые ему передал Молодцов. И как же чертовски не повезло ему, чекисту Молодцову! Арестовали, когда все начинало так хорошо складываться. Даже связался со штабом партизанского движения Украины, в руках его сосредоточивались все нити, и вот — внезапный арест…
Молодцов лежал на жестких нарах, укрывшись ватным пальто, в котором его арестовали. В камере было сыро и холодно, ломило тело, и трудно было найти такое положение, которое не причиняло бы боли. Это еще с первого допроса. Правда, с тех пор его больше не били так свирепо, но тогда, в первый раз… Он и сейчас при одном воспоминании в ярости стискивал зубы.
Молодцов не раскаивался, что вышел из катакомб, нашел Самсона и вывел его из западни. Значит, риск был оправдан. Больше того, Гласова удалось связать с Олегом. Теперь Самсон, вероятно, уж действует на оперативном просторе… Попутного вам ветра, ребята!
На допросах Молодцов выдержал, а как остальные? Межгурскую на руках приносили с допроса, пытали Шестакову, избили Яшу… Эти тоже не сказали слова, но другие? Хватит ли у них силы выстоять?
Но напрасно чекист тревожился бессонными ночами в тюрьме. Люди выдержали, сохранили в себе духовную силу, которая только одна владела поколениями революционеров-подпольщиков, знавших, во имя чего ведут борьбу. Все, кто пережил то лихое время, запомнили и не забудут слова Бадаева: «Главное, ребята, не потерять веру в наше большое дело. Кто сохранит ее — выдержит».
